Из репродуктора послышалась знакомая мелодия. Итальянская баркарола. Я заслушалась, забыв о похлебке.
пел Сергей Лемешев, и я вспомнила вечер, когда мы впервые проиграли дома на патефоне такую пластинку. Тогда еще была жива мама. Она мне рассказывала о Венеции, о чудесных песнях гондольеров. Борьке тоже понравилась баркарола, но патефон пришлось продать и пластинки тоже.
— Ешь, простынет, — дядя Федя пододвинул чашку, из которой мы ели.
— На этом, граждане пассажиры, радиоузел заканчивает свою работу, — объявил мужской голос.
Вскоре мимо нашего купе кто-то прошел, и дядя Федя крикнул:
— Достал, нет?
Человек вернулся и облокотился на дверную ручку. Это был высокий нескладный парень с озорными глазами. Он с интересом глядел на меня, потом перевел смешливый взгляд на дядю Федю. Мне казалось, он обязательно скажет сейчас что-нибудь такое, что смутит нас обоих.
— Достал, говорю, нет? — снова спросил его дядя Федя.
Парень, глядя на меня, ответил:
— Нули!
И ушел, еще раз выразительно поглядев в мою сторону.
— Кто это? — обратилась я к дяде Феде.
— Витька, радист наш.
— А «нули» — что?
— Привычка у него такая, вместо «нет» «нули» говорит, дурень.
Мы так наелись, что мне захотелось спать. Дядя Федя достал из верхней ниши матрац, подушку, принес от проводников белье.
— Тут тебе наволока, одна простынь, другая… полотенце… и так и далее… Давай будем налаживать на второй полке.
Я быстро застлала свою постель.
— Отдыхай, а я пойду перед ночью проверю все…
— Концы проверите? — деловито справилась я, собирая посуду, сметая со стола крошки.
— Чего?
— Концы, говорю, проверите, как скручены?
— Какие еще концы? — удивился дядя Федя.
— Ну, между вагонами, чтоб горело, — объяснила я, поражаясь, что он не понимает, о чем разговор.
— Перемычки между вагонами, а не концы, — сказал дядя Федя и ушел.
«А Борька говорил «концы, концы», — собираясь идти мыть посуду, думала я. — Сам не знает, а других учит».
В дверях купе кто-то встал. Я оглянулась и увидела знакомого сержанта. Он широко улыбался мне.
Я тоже улыбнулась.
— Значит, это ваше место работы и ваше местожительство? — оглядывая купе, сказал он.
— Да. Мы здесь с дядей Федей помещаемся.
— Куда это он проследовал?
— Он пошел концы… перемычки скручивать между вагонами.
— А-а-а, — протянул парень и сел на краешек скамейки.
Я хотела идти за водой, но раз он сел — неудобно же.
Я тоже присела.
— Откуда сами будете? — разглядывая меня, спрашивал парень.
— Из Горноуральска.
— Мамаша у вас есть, папаша… или кто?
— Папа у меня давно умер, а мама полтора года назад.
— С кем же вы проживаете?
— С братом.
— Старше вас?
— Да, конечно. Ему уже двадцать.
— А вам, стало быть…
— Ну-ко, посторонись!
Дядя Федя оттеснил парня в коридор и сказал ему:
— Хватит лясы точить. Люди добрые спят уже.
Парень мгновенно исчез, а мне стало очень неловко. Можно было просто сказать, что поздно уже, пора спать, а дядя Федя уж очень грубо… Наверное, сержант обиделся.
Дядя Федя хмуровато взглянул на меня.
— Ты не очень-то с ними цацкайся.
— Но если человек зашел поговорить, сел на минуточку…
— При мне что-то не заходил поговорить.
Я промолчала, подумав про себя, что если дядя Федя в купе, так третьему-то и сесть некуда.
Обиженная ушла мыть посуду. Неужели мы поссорились с дядей Федей? В самый первый день. Но ведь он не прав. Нельзя так с людьми обращаться.
Идя обратно, заглянула в купе проводников. Огородив руками книгу, Клава медленно водила глазами по странице и, видимо, шептала про себя то, что читала.
Я стояла долго. Мне хотелось, чтоб она меня увидела и позвала, — пусть дядя Федя немного остынет. Но Клава так и не оторвалась от книги, а я не решилась ее окликнуть.
Дядя Федя сидел за столиком и очищал ножом конец проволоки.
— Залазь, Таня, — сказал он совсем не сердито. — Отдыхай, спи… и так и далее…
«Наверное, завтра извинится перед сержантом, — радостно подумала я. — Сам понял, что зря нагрубил человеку».
— Спокойной ночи, дядя Федя!
— Спокойной ночи! — ответил он и подоткнул под мой матрац угол спустившегося одеяла.
3.
В купе становилось светлее. Я могла уже рассмотреть щиток. На белых кругах копошились бессонные стрелки. Мне показалось — они теряют силы, вот-вот упадут.