Лыжи то и дело натыкались на сплетения вывороченных корней, застревали в кустарнике. В тайге потемнело. Фонаря не было. Петр чиркнул спичку, она на миг осветила дорогу — и все снова погрузилось в темноту.
Вскоре они совсем сбились с пути. Лишь поздним вечером вышли на выстрелы Ислама Шарипова.
— Ай, Петра, неладна делал! Тайга не знаешь, зачем ходишь? — взволнованно выговаривал Шарипов. — Вся палатка не спал, думал, сапсем пропал два дурня. Кладовщик ревел.
Петр и Михаил еле тащились за ним. Даже есть не стали, сразу завалились спать.
Утром Петра разбудил острый аппетитный запах. В палатке никого не было. На примятой спине «пороси» тесно стояли неровно вспоротые консервные банки. В них азартно булькала мясная тушенка.
Петр всмотрелся в часы на руке и ахнул. С минуту сидел, соображая, как это могло случиться. Все вспомнил и шмякнул кулаком по остывшей Мишкиной подушке:
— Черт, не мог разбудить!
Спрыгнул с нар. В носках прошел по хвое к брезентовой двери, оттянул ее и осторожно выглянул наружу.
Прежде всего увидел: новый щитовой домик, собранный за два последних дня, стоял под крышей. Вчера, когда они отправлялись в тайгу, крыши не было. Высокий человек в черной борчатке и шапке-ушанке уперся ногой в пень. Перед ним на щитах сидели и курили горемовцы. Федор Мартынюк удобно устроился в кабине трактора, даже ногу на ногу положил.
— А видели бы вы, как мы пни корчевали, как крышу на домик затаскивали. Это же смех один, сплошная «Дубинушка»!
Федор говорил не сердито, добродушно, и люди посмеивались, дружелюбно поглядывая на гостя.
Тот слушал, кивал. Вот снял шапку, и Петр с удивлением увидел совершенно седые, почти белые волосы. А лицо было не старым — живым, загорелым. Всей пятерней человек энергично поворошил волосы и надел шапку.
Максим Петрович встал, тронул его за рукав борчатки.
— Нет уж, вы садитесь. А то как-то неудобно получается — мы расселись, покуриваем, а вы стоите перед нами.
Гость опустился на щиты рядом с Михаилом.
Петр не знал, что ему делать. То ли притвориться больным, то ли выйти и как ни в чем не бывало присоединиться к разговаривающим.
— Просим пообедать с нами, — совсем близко услышал он голос Марии Карповны и отскочил в глубь палатки.
Женщина вошла, увидела его.
— Ой, Петя, и напугали же вы меня вчера…
— Кто это? — хмуро указал Петр на двери.
— А начальник треста из Горноуральска. Всю путь от Шурды пешком прошел. Болота проверял. Ночевал в тайге.
— Давно здесь?
— Да уж часа два с нашими беседует. Все осмотрел, все выспросил.
— Почему меня не разбудили?
— А чего тебя будить? Федор Мартынюк с Максимом Петровичем все ему рассказали. Начальник сам не велел тебя будить.
— А он знает, что ли, что я… ну… заместитель?
— А как же! — ответила Мария Карповна. — Сразу спросил, кто тут начальник будет.
Петр взглянул на нее так отчаянно, что Мария Карповна, все поняв, вздохнула и зашептала совсем по-матерински:
— А ты держи себя покрепче, Петя. Тебя назначили, ты и не сомневайся. А то так-то и примять тебя можно.
— А чего мне сомневаться? — начал было Петр, но Мария Карповна сделала рукой жест: мол, ты помолчи, послушай, чего тебе старшие скажут. Выглянула на улицу и заторопилась:
— Когда они наговорятся и придут — ты не тушуйся. Сам с начальником разговоры разговаривай. Ставь свои вопросы необходимые. — Она оглядела палатку. — Так, мол, и так, товарищ начальник, матрацев и подушек мало, простыней с наволочками не хватает. А люди все прибывают. Рукомойников нету, из банок друг дружке поливаем…
Она сдернула одну из простыней и показала Петру:
— За пять дней извозили, а постирать негде.
— Ну да уж не с грязным бельем к нему лезть, — остановил ее Петр. — С этим как-нибудь сами разберемся.
— А тогда разбирайся пошибче, — заявила Мария Карповна. — И выйдет, что перво-наперво кубогрейку надо строить.
— Не все сразу, — отбивался Петр. — Тут вон ни крана, ни трелевщика… Тракторов всего два…
— А с этим мне что делать? — потрясла простыней Мария Карповна.
— А ты сдери их сегодня да в Шурду. Там и постираешь, — предложил Петр.
Женщина приоткрыла рот, задумалась, глядя на Петра. Крепко ухватила пальцами двойной свой подбородок, оглядела нары… И вдруг полезла на верхние, приговаривая:
— Давай тогда, Петя, сымай скорее наволоки, а я простыни стягивать стану. А то неловко при начальстве грязным бельем трясти.
Петр одним духом взлетел наверх, схватил подушку, начал развязывать на ней тесемки.