— Вот и все наше освещение. Пусть кто-нибудь съездит да уж разом и договорится обо всем.
После обеда Петр влез в кузов грузовика, уселся на доске, укрепленной на бортах. На колени положил новенькую черную папку на «молнии», купленную для документов в Айкашете. Папка от мороза немедленно задубела.
По колесу ловко взобралась в кузов Мария Карповна. Она наотрез отказалась ехать в кабине, и туда, смущенно качая головой, сел Малыгин.
Строители уже приступили к работе, но то и дело, будто ненароком, оборачивались к машине. Им явно по душе пришелся начальник треста. Первым в тайгу заявился, такое болото пешком прошел. И не сулит молочных рек да кисельных берегов. Не болтун вроде.
Грузовик тронулся и пошел переваливаться с боку на бок, наезжая на пеньки, доски, сучья. Марию Карповну сразу отбросило к борту, но она ловко выравнялась и цепко ухватила Петра под руку.
Глава восьмая
Вот уже неделю трепыхается небольшой состав из двухосных вагонов, неторопко бежит по заснеженным просторам, подолгу стоит, пропуская стремительные пассажирские поезда и длинные груженые тяжеловесы. Бывает, уснут с вечера горемовцы на какой-нибудь маленькой станции, ночью проснутся от толчка — «Ага, прицепили, доедем!» — перевернутся на другой бок и снова спать. Утром глянут в окошко — мать честная, опять «Да здравствует День железнодорожника!». Только лозунг этот, выгоревший на солнце, вылинявший от дождей, а сейчас присыпанный снегом, оказывается в другой стороне. Выходит, никуда не уехали. За ночь перетащили состав в тупик, чтоб не мешал, и оставили. Может, сутки простоят тут, в сторонке.
Да и то сказать, торопиться особенно некуда. Так уж подошло — в Айкашете все работы закончены, а на новое место сразу всем заявляться ни к чему: жилья нет, болота, слышно, не очень затвердели, технику перегонять трудно.
— Спите, мужики, отдыхайте, — советуют женщины. — Успеете наломать бока.
— Да у меня уж на них синяки завелись, — потирает поясницу очкастый начальник производственного отдела с забавной фамилией — Бердадыш.
Женщины, посмеиваясь, смотрят на его взъерошенную голову, на примятое во время сна лицо. Одна, чуть смущаясь, хватает край его клетчатой рубахи, заправляет под ремень.
— Вовсе уж вы у нас расхлябались, мужики. Только в огород вас, на пугало.
— Раз бока отлежал, давай сказывай нам чего-нибудь, — просит другая.
Бердадыш поправляет очки на носу, приглаживает волосы и начинает:
— У меня брат сродный в Новосибирске живет. Охотник заядлый. Вот опять собрался. Жена ворчать: «Каждый выходной ты на охоту едешь. Я тебе на два рубля продуктов даю да три рубля на бутылку. Пять рублей получается. С охоты ты ничего не привозишь. Если бы я на эту пятерку купила двух кур, наша семья два дня была бы сыта». А брат мой сродный думает: «Милая жена, если бы ты знала, сколько я добавляю до твоей пятерки, так все бы соседи были сыты».
Хохочут люди. Откинув головы с модными прическами, смеются две девушки, «молодые специалисты» из отдела Бердадыша, а сами нет-нет да и взглядывают на белую простыню, повешенную перед последним, заварухинским купе. А если над перегородкой, не доходящей доверху, вдруг приподнимется рука с большими часами на широком ремне — щеки девушек розовеют, и тонкие пальцы машинально начинают ощупывать, подправлять высокие прически.
Женщины давно уже приметили девичьи взгляды, и даже немного развлекались этим в долгом пути. Они и сами частенько посматривали на белую простыню, невольно навостряли уши, заметив движения или услышав разговор. Сейчас там тихо, а в первые дни Зинаида Федоровна то и дело выговаривала мужу свои обиды. Как вот судить ее?
В другом вагоне азартно бьют по чемодану картами две женщины и два подростка.
— Пикой ходи, — подсказывает одной из играющих дед Кандык, а мальчишка сердито взглядывает на него, но молчит — неудобно старому выговаривать.
Женщина лихо выбрасывает на чемодан бубновую десятку.
— Кто ты после этого? — сердится дед Кандык. — Дурная — да и только!
— А ты не подглядывай, — добродушно откликается та. — Мальцы на тебя осердятся, а со мной играть не станут.
С верхней полки Леха только что спустил Кольку Прахова и осторожно заглянул через низкую перегородку.
Клавдия лежала лицом в подушку, но не спала.
— Сказки твои слушала, — вздохнула она. — Откуда знаешь их столько?
Механик смущенно улыбнулся.
— Книжки такие покупаю да и сам когда складываю.
Клавдия не ответила. Молчал и Леха, не решаясь заговорить. Да и о чем? На свою тему лучше не заводиться.