— С повышением тебя, — не придумав ничего другого, пробормотал он.
Клавдия быстро приподнялась, повернула к Лехе лицо.
Оно вмиг оживилось, глаза заиграли, зубы влажно заблестели в улыбке.
Леха раскрыл рот, забыл, о чем спрашивал.
— Это же смех просто, правда, Леха?
— Какой смех? — бестолково повторил механик и, протянув руку, трепетно провел ладонью по темным волосам Клавдии.
Та немедленно отбросила его руку, но парень, неловко изогнувшись, отчаянно обхватил Клавдию, зажав в горячем кольце.
— Отпусти, — вырывалась она. — Дурак!
Леха разжал руки, откинулся на подушку. Успел заметить, как Клавдия, приглаживая волосы, заглянула вниз, не видел ли кто. Но там азартно бились в карты.
— Злости в тебе сколько, Клава… — еле слышно произнес парень.
Клавдия уже успокоилась.
— Будешь злой, — ответила сердито. — С тобой поговорить хотела, поделиться, а ты сразу лапаться…
И легла, укрывшись одеялом по самое горло. Леха свесил над ней светлый чуб.
— Не серчай… Говори, чего хотела.
Клавдия молчала.
— Говори, не серчай…
Клавдия вздохнула, опять приподнялась, посмотрела на парня, и тот отвел глаза в сторону.
— То совсем брать на новое место не хотели, то заведующей столовой назначают. Смешно…
Сказала тихонько, удивленно. Не только смеху, а и улыбки в голосе не было. Лехе показалась она вдруг маленькой, беззащитной. Так бы взял ее с полки, положил рядышком на одну руку, а другой бы прикрыл ото всех. Но он и шевельнуться не смел.
— Почему смешно? Ты сможешь…
— Знаю, что смогу. — Механик услышал в ее голосе прежние задиристые нотки. — Я не про это. А про то, что…
И замолчала. И Леха не переспрашивал, поняв, что запуталась Клавдия в своих мыслях, сама толком не знает, на кого хочет пожаловаться.
— Дорога у нас длинная, — осторожно начал Леха. — Взяла бы да и сходила к Хохрякову, узнала бы про все. Как, мол, и что… И прочее…
Клавдия слушала.
— Сначала, наверно, котлопункт будет. Пока столовую-то выстроим. Вот и узнай, как насчет посуды, насчет продуктов…
— Доставят, наверно…
— Что-то доставят, а что-то самой добывать придется. Мы ведь сразу есть-то запросим.
Леха говорил степенно, обстоятельно, как глава семейства, которого слушают в доме с первого слова.
— А может, и правда сходить мне к Хохрякову?
— Сходи, Клава, — Леха все смягчал и смягчал нотки в голосе, радуясь, что она слушает, спрашивает. — А вдруг смету какую составить надо или финансы подсчитать…
— И правда, пойду я, Леха.
Клавдия села за перегородкой, стала прибирать растрепанные длинные волосы. Леха, чуть скосив на нее глаза, подсунул под себя руки, придавил их своим большим телом. А когда Клавдия, повязав голову пуховым платком, спустилась, перевернулся, взбил кулаками комкастую подушку:
«А вот постараюсь, так и будешь моя!»
В одном из вагонов сидел у столика и просматривал какие-то бумаги начальник Горема Ступин. Он живо повернулся, услышав голос Заварухина, снял очки, легонько откашлялся, готовя к разговору свое больное горло.
— Доброе утро, Валерий Николаевич!
Ступин был уже немолод. Лицо худощавое, с шершавой обветренной кожей. На лбу и щеках несколько отметин — следы оспы. Поражало, что корявины оставались белыми даже тогда, когда лицо Ступина вспыхивало.
Заварухин огляделся. Его порадовало, что в купе никого не было. Люди разошлись по вагону, стесняясь, видимо, все время торчать на глазах у начальника. Главному инженеру хотелось поговорить со Ступиным с глазу на глаз.
— Очень хорошо, что вы пришли, — оживленно заговорил тот, жестами помогая своему сиплому голосу. — Я как раз собирался послать кого-нибудь за вами. Садитесь, пожалуйста!
И, не дожидаясь, пока Заварухин устроится, продолжал непривычно многословно:
— Я вот что думаю, Валерий Николаевич. Не пересесть ли мне в скорый поезд и не махнуть ли в Горноуральск. Пока вы добираетесь, я в тресте все дела утрясу. И, возможно, на стройку прибуду раньше вас. С Хохряковым я уже поговорил.
Заварухин быстро взглянул на Ступина и отвернулся к окну. Сказал суховато:
— Ну что ж… Поезжайте, конечно.
Как раз об этом и шел он поговорить с начальником. Только в Горноуральск намеревался поехать сам. Был бы Ступин потоньше, поделикатнее, сам бы предложил эту поездку главному инженеру. Ведь все знает, все слышит, но усиленно делает вид, что ничего не замечает. Весь поезд в курсе дела, а от него, видите ли, тонкая простынка все скрыла.