– Ты не Маша!
О, ещё и меня услышали! Хотя Божественную книгу я не читала давно.
– Да! Я не Маша! Отпусти!
Он отпускает.
И тут поднимается вой. Глушит, щаз взорвётся мозг! Хватаюсь за голову, ползу по стене.
Подвела. Всех подвела.
Чёрт!
Они появляются из-за угла – лысик и другие. И морды у них больше недобры.
Гиль прав: спящих будут защищать до конца!
Глава 3. Коллизии без Колизея
Справа от меня тоненько голосят. Присматриваюсь – девочка лет десяти. Агнесс гаркает на неё:
– Заткнись, Лэсси.
Но та мотает головой и упрямо твердит:
– Я не хочу умирать! Не хочу! Не хочу!
– Ты не умрёшь! – шепчу ей и обнимаю. – Тише-тише, кот на крыше, а котята ещё выше…
В детстве я любила эту песенку, и мама баловала меня ей. Лэсси явно никто никогда не баловал. И хотя все смотрят на меня злобно, девочка успокаивается. И самой становится легче, особенно когда замечаю в полумраке, как она улыбается мне.
– Айринн, а котята красивые?
– Да, очень … – честно признаюсь я. И становится почти дурно от осознания, что десятилетний ребёнок ещё ни разу не видел котят. Обнимаю малышку крепче, баюкаю и продолжаю петь.
– Они невкусные, – влазит в наш разговор сидящая у стены Кайла. Она, как успеваю узнать за время болезни, попала в приют в семь лет. До этого – была попрошайкой. Её продали тётушке за два гроша: – Я ела как-то.
Лэсси испуганно смотрит на меня, ищет поддержки. В её белокурой головушке сейчас рушится мир: есть красивое!
Улыбаюсь горько…
…наслаждение непристойно…
Время виснет, лишь шагомеры измеряют его…
Мы молчим. Всем слишком страшно. Всё слишком неопределенно. Одна надежда – что всё-таки сразу убьют.
Останавливаемся. Выгружаемся на вымощенный булыжником крытый двор. Дорогой толкаемся и ругаемся.
– Леди! Леди! Вспомните, что вы – леди!
Мы – леди? Оглядываюсь на этого ненормального: молоденький, лет восемнадцати, высокий и хорошенький. Весь в черном. На кокарде фуражки – дракон изрыгающий лилии. А выше красуется – S.A.L.I.G.I.A.3 Вспоминаю, как до болезни услышала впервые – салигияры. Так вот они какие. Их же зовут ангелами, и скоро понимаю – почему.
Люси, виляя бедрами, подходит к салигияру и говорит:
– Эй, красавчик, если ты нам расскажешь, кто такие леди, мы может и вспомним?
А сама пытается обнять.
Он шарахается от неё. Глаза – невинно-синие – наполняются ужасом.
Хм…
И это ими-то пугают детей?!
Но тут он прокашливается, красивое нежное лицо становится жёстким и строгим.
– Мне приказано позаботиться о вас, но для это вы должны вести себя прилично. В противном случае буду вынужден заклеймить вас Печатью Греха, и тогда разговаривать с вами будут уже другие и по-другому, всем понятно?
Мы затихаем и киваем.
– Вот и славно, – почти ласково говорит он, – меня зовут Вячеслав Дрогов. Исполнительный дознаватель. Пока мы идём, советую вам вспомнить семь интердиктов Великого Охранителя.
Молчим. Не знаю, кто там что вспоминает, я думаю лишь об одном: скорей бы всё закончилось. Хоть чем-нибудь.
Лэсси хватает меня за рукав и что-то бормочет. Прислушиваюсь – молится. И откуда только знает? Молиться здесь вроде не учат. А ещё не учат надеяться, мечтать, питать иллюзии. С ранних лет девочки живут в реальности: никто не поможет, не спасёт, чуда не случится. Холод, голод, работа, сношение – это всё, что им известно о жизни. Иной раз кажется: а зачем живешь? И думаешь сам себе: а просто ничего другого не умеешь. Вот и цепляешь за это единственное, что у тебя есть, вроде как Лэсси сейчас за меня.
Трясу головой. Снова не мои мысли. Они уже не пугают, но по-прежнему настораживают. А мне нельзя терять себя. Поэтому улыбаюсь Лэсси – улыбаюсь собой, а не запуганной Айринн, – и позволяю себе ложь, которую всегда ненавидела сама:
– Всё будет хорошо.
Глазёнки блестят. Лэсси верит.
Наш проводник останавливается у огромной решетчатой двери, опускает какой-то рычаг, и та со скрипом отъезжает в сторону.
Камера десять на десять. Мы набиваемся до отказа. Сидеть нельзя. Только стоять. Дознаватель уходит. Появляются они.
Вот эти уже могут напугать.
Потому-то девушки шарахаются всем скопом подальше, в ужасе лепечут:
– Душегубцы!
И иного названия эти тварям подобрать сложно. Серые, бугристо-осклизлые. Глаза водянисто-сизые, без зрачков. Сами громадные, неповоротливые. С отвислых губ капает слюна. Облепив нашу камеру, они гыкают, пялятся и жестами показывают, что будут делать с нами.