Всё от дурного влияния подступающего дыхания осени и смытых границ между мирами. Возможно, просто с тёмной осенью приходит и тягучий мрак души, обволакивающий до сладостной истомы. Он заставляет вскрывать сундуки внутри и тревожит мысли.
Каролайн снова ощутила, как проваливается в зыбкую реальность, когда застыла перед витриной магазина с кухонными ножами, и в стекле отражались позади мутные силуэты с вытянутыми конечностями, в обветшалой одежде и истлевшем кружеве.
Им самое место в тех пустых комнатах.
Где-то взвизгнула сигнализация машины, и Каролайн зашагала вниз по улице в сторону осеннего притихшего парка. Ей надо было собраться с мыслями, подумать и решить — на что она готова пойти, чтобы спасти если не Нормана, то хотя бы себя?
Сидя на деревянной и сырой от бесконечных дождей Сиэтла лавочке перед прудом, Каролайн не стыдилась горячих слёз, пока перебирала воспоминаниями их годы с Норманом. Она промокнула их перчаткой — и они быстро впитались в тонкую коричневую шерсть.
Под мелкой моросью, наедине с тихой гладью воды и прибитой к брусчатке мокрой листвой, она отпускала от себя подёрнутую дождём и гниением любовь к Норману.
До Самайна оставалось несколько дней.
И интуиция Каролайн вопила о том, что ей надо успеть до ночи, когда открываются холмы, а мертвецы выходят в мир людей. До неверного света луны и дорог, что уведут к диким кострам в пожухлые поля.
Даже яркий свет и грохот мегаполиса не могли заглушить ощущения прикосновения к другой стороне мира.
Норман то казался настолько прежним, что все домыслы становились чушью, то окутывал холодом, прикусывал до крови губы в темноте между ними, плывущей сотней прикосновений. Каролайн едва не сходила с ума — ей казалось, всё двоится.
Сам её мир раскололся на два — в одном была работа, говорливая Памела с меняющимся по сто раз на дню мнением о цвете паркета, разговоры с мамой о новинках кино, воскресных купонах и здоровье отца и свет ярких вывесок.
В другом — бесконечный дождь, засохшая кровь на рубашке Нормана, зуд на расцарапанных бёдрах и повторяющиеся видения.
Она хотела всё рассказать хоть кому-то, но сдержалась.
Кто поверит в бред про затаенного демона внутри?
Всё это время Каролайн готовилась к тому, что придётся сжечь плоть, в которую въелось зло. И их городская квартира совсем для этого не подходила. Зато близились выходные — а прежний Норман любил временами проводить их в маленьком домике в пригороде Сиэтла.
Ужин проходил в уже ставшей привычной тишине. Каролайн смотрела на Нормана в мятой рубашке с расстегнутом воротником и вытертых джинсах, на складку на лбу и старый ожог на запястье. Кажется, когда он возился с костром за городом.
Ей хотелось уткнуться в него, исцеловать лицо и умолять, чтобы он вернулся. Чтобы всё стало как раньше. Раньше она легко сказала бы — «Норман, я схожу с ума. Помоги мне».
А теперь она чувствовала себя одинокой, как щепка корабля в бушующем море.
— Давай уедем подальше, — Каролайн пригубила красное вино, которое сама выбрала в баре. — Побудем вдвоём и дальше от суеты города. Разожжём камин…
— Нет.
— Норман…
— Никакого камина. Но я не против провести выходные наедине с тобой. Только с тобой, любимая Каролайн. Я бы так провёл вечность.
Он улыбнулся, но взгляд при этом оставался пронизывающим и холодным. Даже немного жутковатым. И в нём читалось — я знаю, что тебе всё это нравится. Признайся. Отдайся мне.
Каролайн через силу посмотрела на остывшие спагетти болоньезе в своей миске. После следующего глотка вино казалось пресным, а еда безвкусной. Ей всего лишь надо доиграть роль хорошей жены до самого конца.
Каким бы страшным он ни был.
Каролайн через силу заставила себя в ту ночь не уснуть. Она лежала в плену воспоминаний о первых встречах, о том, как они несли чушь на работе, чтобы взять отгул посреди недели, о быстром и сводящем с ума сексе в машине и чашке кофе уже после.
Зацепки памяти того, что дорого, на полотне жизни.
Норман, поверив, что она спит, бесшумно выскользнул из кровати и исчез в тьме коридора. Еле слышные шорохи и возня на кухне, шуршание бумаги и писк дверцы холодильника, которая открыта слишком долго.
Крадучись, как мышка, забравшаяся в логово хитрого кота, Каролайн сначала выглянула в коридор, а потом на цыпочках дошла до двери кухни. Замерла в углу у косяка, пытаясь высмотреть, чем занимался Норман.
В одних штанах он сидел за столом, только распахнуто окно в дождливую ночь. Смердело подгнившей кровью и чем-то, что навевало мысли о трупах, вскрытии тел и костях в развороченной плоти.
Каролайн едва не соскользнула по стене на пол, когда свет фар высветил то, что делал Норман.
Перед ним на тарелке лежало сырое мясо. Насколько можно было что-то разглядеть — то ли почки, то ли печень. Тёмные небольшие куски с мерзким запахом, который бывает в мясных лавках с подвешенными тушами под потолком.
Каролайн быстро вернулась в спальню и забралась под шерстяное одеяло, дрожа от увиденной картины. Сна как не было. И когда Норман вернулся, от него пахло кровью, а уголки губ потемнели от сока.
Лёжа без сна, Каролайн окончательно уверилась, что её мужа больше нет.
А этой твари она не даст существовать — ни рядом с ней, ни в этом мире вообще.
Утро выдалось ясным и солнечным. Каролайн даже достала из бардачка запыленные солнечные очки и открыла окна в машине, пока ехала в сторону их маленького домика.
Это был Норман, который предложил обзавестись хоть чем-то загородным. Он активно участвовал в разных проектах по озеленению Сиэтла и порой рвался из душного города к дворику со старыми елями и покосившемуся крылечку.
Через несколько улиц от них открывался вид на залив, но обоим нравилось, что их дом немного в глубине пригородного района за высоким забором, который не даёт любопытным соседям заглянуть на их задний двор.
Сейчас это было как нельзя кстати.
Каролайн подпевала солисту London after midnight, которые всегда запойно слушала по осени, и наслаждалась спокойной дорогой и сонным пригородом. Свернув на нужную улицу, она вскоре остановила машину у сероватого забора, из-за которого торчали верхушки елей, и сжала пальцы на кожаной оплетке руля.
Сидела некоторое время в салоне, наполненном музыкой и солнцем.
Стоит сейчас войти в дом, и пути назад не будет. Здесь и сейчас ещё можно вернуться в Сиэтл, трусливо сбежать к родителям, наплести с три короба полиции, чтобы они заперли Нормана.
Но это не поможет. Есть только она и её личный демон, который по ночам упивается вкусом сырой печени. Даже отдаленный голос про огонь уже не слышится.
В багажнике лежало всё для сегодняшнего ужина: тушка кролика, травы, пара бутылок вина и — куда важнее — несколько свечей, банка соли и упаковка спичек. Она зажжёт пламя ярче каминного.
Для проклятой души в самое адское пекло.
Дом был низким и приземистым, с грязно-розовыми стенами (Каролайн так и знала, что цвет выйдет дурацким, но Норман настоял), коричневой крышей и небольшим светлым крылечком, на котором отлично помещались впритык друг к другу два стула. Ноги в коротких резиновых сапогах пружинили по насыпавшимся желтоватым еловым иголкам, а воздух пах пыльной листвой и дымом. Наверняка у кого-то затевалось барбекю.
Ступени скрипнули, когда Каролайн поднялась к входной двери. До приезда Нормана так много надо сделать. Но начать стоило с включения отопления и хотя бы минимальной уборки. Кажется, они не бывали здесь несколько недель, и внутри остался тот бардак, который бывает, когда уезжаешь впопыхах.