Провозились мы больше половины дня, прерываясь пару раз на короткие перерывы. Лишь к половине третьего, когда сил не осталось ни у Семена Семеновича, ни у меня — остановились.
Устали как бобики. Рабашский приземлился на стул, вытирая со лба пот, я же плюхнулся прямо на пол.
— М-да, такими темпами мы провозимся несколько недель.
— Дольше, — простонал эскулап, — если проводить лечение каждый день, тогда может и уложились бы в месяц, но посмотри… Мы оба выжаты до предела. На восстановление уйдет время — самое меньшее пара суток, только потом сможем повторить. При всем желании, я не смогу вытащить из себя больше энергии, чем сейчас, но это ерунда… Вы, Максим, дали надежду. У нас есть шанс, а это многого стоит.
— Ничего Семен Семенович, с энергией я помогу. Буду сам вливать в Подольскую наряду с жизненной силой, вам же останется только проводить манипуляции по восстановлению. На это у вас энергии хватит?
— На это — да, но ты сам не боишься выгореть? Лучше не торопиться. Слышал поговорку: «тише едешь — дальше будешь»?
— Ага.
— Вот так и в нашем случае.
Я подумал-подумал и согласился. В принципе, время ничего не меняло, и если бы мы попытались ускориться, я каждый день чувствовал бы себя как выжатая половая тряпка и это с учетом того, что занимался пополнением резерва ежедневно.
— Хорошо, так и поступим. Пойдемте, что ли, пообедаем. Думаю, нас уже ждут в гостиной, и, Семен Семенович, оставайтесь сегодня у нас. Не стоит в таком состоянии куда-то ехать.
— Спасибо за предложение. Пообедать — пообедаю, а вот от остального откажусь. Меня, знаете ли, жена ждет, да и дома как-то спокойнее.
— Пусть будет так.
— А вам я бы посоветовал после трапезы сразу на боковую. На счет пропуска академии не переживайте, я позвоню, этот вопрос урегулирую.
Пришла моя очередь благодарить эскулапа.
Есть хотелось зверски, поэтому я быстро покидал в рот все, что было на тарелке, даже не распробовав вкуса, и извинившись, пошатывающей походкой побрел к себе в комнату, правда сначала попросил Петровича доставить эскулапа до места назначения.
Жаль, конечно, что при такой огромной потере энергии, мы сделали сегодня так мало. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Рабашский почти полностью восстановил энергетические потоки: расправил, убрал все закупорки, придал эластичность. Именно на это действо мы угробили прорву времени. Из органов подлатали только печень и то — не до конца.
Хорошо, что Подольская все это время была под сонным заклятием — неплохая замена общей анестезии.
Когда оказался в своей комнате, понял, что Алины не было на обеде.
Куда опять подевалась?
Вот так всегда, когда нужна — ее нет.
И что делать?
Потянулся за телефоном, собираясь попросить Элеонору прислать ко мне своих девочек, но передумал.
Даже я не настолько циничен, чтобы привести проституток в дом, где есть дети.
Кряхтя, поднялся с постели, на которую успел упасть ничком.
Придется ехать в «Алые паруса».
И все же, где шляется Алинка?
Не нравится мне все это. Надо будет обязательно выяснить.
У Эслер остался до полуночи. Девочки развлекли что надо. Элеонора только диву давалась, видя, как я меняю «жриц любви» одну за другой.
Не известно, когда вернется Артемьева, а мне завтра на учебу с самого утра, не хотелось бы чувствовать себя вареным овощем, поэтому не сдерживался, жестко трахая «ночных бабочек» и вытягивая из них энергию по полной.
Когда выгнал последнюю, шестую на сегодня девицу, счастливо выдохнул.
— Уф-ф, наконец-то наполнился.
Как же хорошо чувствовать, как магия бежит по венам, разливается по всему телу, давая ощущение спокойствия и умиротворения.
Послышался стук в дверь.
— Макс, к тебе можно?
— Да, Элеонора, заходи.
Хозяйка борделя вплыла в номер как королева.
— Доволен?
— Ага. Очень, — не стал срывать я.
— Занятный ты все же кадр, Стрижнев. Мне интересно, что ты делал с моими девочками, что они выползали от тебя чуть ли не на четвереньках? Полчаса, Макс, всего полчаса на каждую, а по виду можно было подумать, что ты драл их как минимум полдня без остановки. Они ноги едва переставляли. Речь замедленна. Глаза расфокусированы. Может ты на них опыты магические проводил, а не трахал? Так извини, у меня тут не лаборатория, а девчонки не подопытные крысы.
— Элеонора, ты чего разбухтелась? Все с твоими бабочками в порядке. Отдохнут пару дней и вновь ноги пред клиентами раздвигать станут.
— Два дня? Да ты… Шестеро! Разорить меня хочешь? Все Коле расскажу. Пусть сам с тобой разбирается.
Я смотрел на надутые щеки Эслер и посмеивался.
— Расскажи-расскажи, а лучше в гости приезжай, вместе посидим, пообщаемся. Все по тебе соскучились.
Хозяйка борделя фыркнула.
— Ага, как же. Особенно Ивлеева: ждет и видит, как я окажусь в непосредственной близости от Николая.
— А-ха-ха, боишься, что патлы тебе повыдергивает?
— Боюсь, что сама не удержусь и прибью дуру ревнивую.
— Это — да, ты можешь, но все равно, приезжай, я подстрахую, что бы вы друг другу в глотки не вцепились.
Вернувшись домой, так и не застал Алину. Утром ее тоже не было. Проверил Стеллу — все как обычно. Решил, что можно привести в чувство. Поправленные энергокалалы и относительно нормальная работа печени, разгоняющая кровь по всему организму, позволяла находиться в сознании. Не без боли, конечно, но ведь и обезболивающее заклинание никто не отменял.
Развеял сон, кинул плетение купирующее боль и поспешил прочь, пока Стелла Яковлевна не сориентировалась и не начала задавать вопросы. Свалил эту задачу на Олесю с Надеждой. Пускай объяснят, что смогут, а что не сумеют — Подольская сама додумает, она женщина умная — сообразит.
Подходя к академии, задумался: «Интересно, крючконос сегодня явится или возьмет больничный»?
Скоро выясниться, ведь второй парой у нас как раз стоял его предмет.
Разговаривать ни с кем не хотелось. Вообще, настроение почему-то было паршивым, хотя вроде не из-за чего. Друзья оказались понятливыми и вопросов не задавали. Юсуповых я не видел, скорее всего, они не явились в академию. Галина наверняка под домашним арестом.
Потер ладони: — «Так ей и надо».
Я не злопамятный, но память у меня хорошая. Пусть посидит под замком, подумает о своем поведении. С другой стороны: такой как она бесполезно что-то доказывать, хоть кол на голове чеши, все равно будет считать себя правой.
В памяти вспыхнула картинка, как Юсупова наклонилась к Петру и что-то прошептала на ухо.
Вот, зараза! А ведь это она подбила парней на нападение, из-за этой поганки я чуть не попал в лапы полиции, в итоге оказавшись должником Зотовой.
С такими размышлениями я шел на вторую пару. Не знаю, чего я ожидал, но только не того, что Саблин окажется в аудитории, думал — уйдет на больничный, все-таки знатно мы его с Петровичем потрепали, да и Подольская приложила свою руку. Но нет, вот он — стоит и ухмыляется, глядя прямо в глаза.
На лице ни капли страха, лишь ехидство наравне с превосходством.
— Сцука! Все равно сдохнешь, уж я постараюсь, — пробормотал себе под нос.
Единственное, что порадовало: крючконос сегодня не тянул из студентов жизненную энергию, хотя должен был, особенно после того, что произошло вчера вечером.
Выглядел Илья Генрихович тоже прекрасно: не синевы под глазами, ни бледности на лице, ни следов усталости.
— Ублюдок, — прошипел я, сжимая кулаки и четко осознавая, благодаря чему он добился подобного результата.
Наверняка кого-то выпил до дна. Значит, не одна Подольская была у мерзавца на крючке.
Когда прозвенел звонок, оповестивший о конце пары, я был заведённый как стадо бизонов, несущихся к водопою после сильной засухи и готовых растоптать любого, кто попадется им на пути.
В голове крутились варианты, каким образом можно завалить гада, но ни один из них не казался надежным.