— Сражение идет у Тирсовых врат! — почти истерично выкрикнул капитан Мелот, когда мы добрались до города, и я предостерегающе посмотрел на него.
Хотя мои когорты только что подавили мятеж, грозивший охватить всю Иллирию, картина войны в собственном доме вызвала совсем иные чувства. Как обычно, я быстро сообразил, что оба восстания — звенья одной цепи. Смутьяны в горах замышляли свергнуть сенат, устроив хаос на всей планете, а сейчас, вернувшись в Макрагг, мы увидели беспорядки на улицах. Несомненно, тот, кто подготовил первый бунт, стоял и за вторым.
Распределяя бойцов отрывистыми приказами, я по-прежнему гадал, находился ли мой отец в Палате Консулов, когда ее атаковали. Он постарел с тех пор, как охотился со мной в Коронных горах, но нисколько не ослабел. Мне стало жаль тех, кто пытался отнять у Конора его резиденцию.
Пять когорт я направил к Проановой аркаде, еще пять — к Сенаторуму. Остальные последовали за мной к Палате Консулов. Занималась заря, над куполами и амфитеатрами мелькали всполохи кораллового цвета. Казалось, весь город охвачен огнем.
Когда мы вошли в декоративные сады, меня обуяла такая ярость, что я помедлил, стараясь скрыть ее. Уже тогда, едва достигнув подростковых лет, я провел несколько кампаний и оправдал доверие отца победами, но в столице мне еще не доводилось видеть ни единого выстрела из лазкарабина. Теперь же по ее бордюрам расплескалась кровь, а колоннады почернели от копоти. Вспомнив уроки моего камерария, Тараши, я повторил наизусть ее литании, что помогло мне выровнять дыхание и очистить мысли.
К зданию консулата вели переплетенные извилистые дорожки, очертания которых соответствовали траекториям небесных тел: Макрагга, Ардиума, Лафиса, Тулиума, Мортендара и Нова-Тулиума. Их мраморные воплощения стояли в фонтанах, а вдоль троп тянулись тисовые заросли, настолько высокие и плотные, что они образовывали стены лабиринта.
В утренних сумерках затрещали очереди из автокарабинов.
Командуя жестами, я направил по одной когорте в обход с разных сторон лабиринта, после чего приказал последнему отряду сопровождать меня и устремился вперед по центральной оси — «орбите» Нова-Тулиума.
На полпути к Палате навстречу мне выскочил вражеский солдат, который уже успел сорвать с мундира знаки различия и покачивался, явно перебрав с выпивкой. В волосах у него застряли листья. Шатаясь, он направился в мою сторону, кое-как держа оружие, и за ним последовали еще трое бойцов, настолько же неряшливых и нетрезвых.
Первый из противников, невероятно могучий и крепко сложенный, напоминал великана-людоеда, и автокарабин выглядел нелепо в его громадных кулаках. Захохотав, он вскинул оружие и побрел вперед, но, как только подошел ближе и отчетливо рассмотрел меня, оступился и побледнел.
— Владыка Жиллиман… — пробормотал здоровяк. Ухмылка сползла с его лица.
Поодаль лежали трупы — убитые охранники моего отца. Передо мной стоял мерзавец, предавший свой народ и честь мундира. Он стал убийцей.
А потом этот кретин, ошеломленный моим появлением, даже попытался отсалютовать мне.
Прошагав к солдату, я выхватил широколезвый меч и обезглавил его.
Пьяные бойцы позади великана так опешили, что застыли на пару секунд. Затем, словно очнувшись, принялись неуклюже наводить автокарабины.
Вытащив лазпистолет, я плавно повел рукой и перестрелял их всех. Изменники рухнули на дорожку с дымящимися отверстиями между глаз.
Несколько мгновений, пока тела не перестали дергаться, я стоял с оружием наготове, ожидая нападения новых врагов. Таковых не оказалось. Я кивнул своей когорте, и мы двинулись мимо мертвецов к фасаду здания.
На его ступенях шла ожесточенная перестрелка. Растрепанные солдаты вроде тех четверых, которых я прикончил минутой ранее, пригибались на верхней площадке и палили наугад по другой группе бойцов, укрывавшихся внизу за перевернутым автомобилем с оторванными дверями. Из-под капота грузовой машины валил дым, мешавший разглядеть силуэты тех, кто вел огонь из-за ее остова.
Тут же от стен начали отлетать осколки кладки — со стороны лабиринта приближался третий отряд, не жалеющий боеприпасов.
Мне требовалось разобраться в ситуации, и я жестом запретил подчиненным стрелять без команды.
Люди на ступенях, оборонявшие двери, громко матерились пьяными голосами, поэтому их следовало считать предателями. Истинные сыны Макрагга никогда не опустились бы до такого поведения. Что касается бойцов возле грузовика, то пелена копоти мешала понять, кто они — другие мятежники или солдаты моего отца.