Но теперь, ступив на землю Терры, — и не куда-нибудь, а в пределы Императорского Дворца, легионер Имперских Кулаков едва справлялся с потоком вопросов, наводнивших мысли.
С тех пор как Никейский декрет запретил использование ему подобных на строевой службе в Легионес Астартес, брат Массак добровольно отказался от своего статуса в рядах воинов Библиариума и последовал указу владыки Дорна: изолироваться в большом пси-подавляющем чертоге Секлюзиума вместе со своими товарищами по ремеслу — и ждать.
Декрет провозгласил псайкеров обузой для легионов, потенциальными носителями скверны, через которых в материальную вселенную могли проникнуть опасности адского варпа. Массак не отрицал, что в этом есть доля правды, но всегда считал, что сыны Седьмого выше подобных соображений. Никаким испытаниям не сломить Имперских Кулаков, бронированную длань Повелителя Человечества.
Некоторые — более слабохарактерные или застигнутые в момент отчаяния — осмеливались думать, что владыка Дорн покинул своих библиариев, когда восстание магистра войны стало самой животрепещущей проблемой. Но Массак не разделял подобных настроений. Их примарх следовал воле своего отца, так же как сами Кулаки повиновались отцовской воле. Когда наступит нужный момент, Дорн вновь призовет их в строй. Когда воины разума понадобятся ему, они будут готовы.
«Неужели этот момент настал?» — подумал Массак.
Его сеньор возвышался перед ним, будто титанический позолоченный страж, опустив одну ладонь на рукоять цепного меча, а другой задумчиво потирая подбородок. Библиарий поклонился и ударил кулаком по нагруднику в знак приветствия.
— Я прибыл по вашему зову, мой господин.
— Брат Массак, — проговорил Дорн, смерив его оценивающим взглядом, — я нуждаюсь в твоих уникальных способностях.
— Я в вашем распоряжении.
Генетический отец Йореда долго молчал. Он выглядел обеспокоенным.
— При любых других обстоятельствах тебя бы здесь не было. Но нам грозит опасность… Откуда она исходит, мне неясно, однако в этом отношении ты гораздо проницательней меня.
Примарх рассказал о взрыве, о гибели разведочной бригады и об оружии, спрятанном в стенах коридора.
Массак впитывал всю эту информацию, отвечая легкими кивками головы. Библиарий не сумел удержаться, чтобы не поднять руку и не указать на бездействующий психический капюшон, прикрепленный к его силовой броне, а затем на психосиловой меч в ножнах у бедра.
— Должен признаться, повелитель, что подобного я не ожидал — как и того, что мне вернут оружие и снаряжение.
Дорн поднял руку.
— Сегодня — не тот самый день, — сказал примарх, предвосхищая вопрос Йореда еще до того, как воин успел его произнести. Легионер упал духом, когда его владыка продолжил: — Момент, на который ты надеешься, еще не наступил, сын мой. Но здесь, в этом месте, существует опасность. Из числа таких, которые ты и твои сородичи понимаете лучше всех. — Дорн указал на минарет. — Ты пойдешь со мной. Ты расскажешь мне все, что будет явлено твоим сверхъестественным чувствам. Знай, что я принял решение не легкомысленно и не в спешке. Такое неповиновение приказам моего отца было навязано мне силой. — А затем его примарх произнес слова, которые вызвали у Массака одновременно восторг и ужас: — На этот день я дарую тебе свободу от Никейского декрета. Предоставь свои способности в мое распоряжение еще раз.
— Как прикажете, — прошептал Массак, и поток призрачной энергии пронзил его насквозь.
Кристаллические матрицы пси-капюшона загудели, и воин почувствовал себя обновленным, живым, полным сил. Он будто внезапно вновь обрел зрение. Его ненадежные дары вырвались из состояния покоя, в котором так долго пребывали. Йоред глубоко вздохнул, сосредотачиваясь.
И тут же все органы чувств библиария захлестнули волны психических послеобразов. Он ощутил токи страха и благоговения в стоящих во дворе людях, чьи заурядные жизненные силы вращались, подобно пылинкам, вокруг могущественной, пламенной личности Дорна. Массак двинулся мимо этих поверхностных эмоций к звонкому эху предсмертных воплей, которые все еще гудели в тех местах, где погибли члены разведотряда.
Дорн вошел в коридор, и Йоред зашагал рядом с ним. В любое другое время воин был бы горд оказаться в подобной обстановке, но не сейчас, не здесь. Воздух полнился дурными предчувствиями не меньше, чем запахом убийства.