Он поднимает брови, а затем улыбается, обнажая идеально белые зубы.
— Ты одна из девиц Эзры? — спрашивает он.
— Ага.
Мужик наклоняется к моему уху, втягивая носом мой запах. От отвращения к горлу подступает тошнота, и теперь мне хочется лишь одного — придушить его.
— Ты одна из его дешевых шлюх или одна из его девиц? — снова спрашивает он.
Значит, он знает о тех — других девушках, вместе с которыми работала моя сестра. Перед глазами тут же вспыхивает видение: этот человек приставляет нож к горлу Ханны и кончает, забирая её жизнь. Я стискиваю челюсти. Может быть, это и есть Зи.
— Какая разница, если я оказываю здесь свои услуги? — ухмыляюсь я и провожу ладонью по его груди.
Мужик издаёт хриплый стон. Я разворачиваюсь, всё ещё удерживая в руках галстук, и веду его к лестнице.
Ступени со скрипом прогибаются под весом незнакомца, и внутри меня всё сжимается. Это большой риск. И если Эзра поймает меня — а так и случится — то он придёт в ярость. Внутри растёт страх, за который я цепляюсь, как за спасательный круг. Он хочет игнорировать меня, хочет, чтобы я почувствовала себя использованной, хочет, чтобы я грешила снова и снова, но не хочет отпускать мне мои грехи? Я заставлю его обратить на меня внимание. Заставлю его злиться. Заставлю его наказать меня. Заставлю его подарить мне прощение.
Дверь в кабинет Эзры закрыта — значит, он уже внутри. Я проглатываю застрявший в горле ком и веду мужика в свою комнату. Как только мы входим туда, я закрываю дверь и запираю её на задвижку.
Глядя прямо в камеру, с нарастающей внутри злостью, я стягиваю кофту через голову. Затем, качая бёдрами, подхожу к этому придурку. Он развязывает галстук, а я пробегаю пальцами по его груди и медленно расстёгиваю каждую пуговицу на его рубашке. Проведя руками вдоль его тела, я снимаю её с него и осторожно целую его в живот — живот, который скоро вскрою. Он хватает меня за волосы, дергая голову назад, а свободной рукой стискивает грудь и сжимает сосок, чтобы причинить боль. Мне противно, что он трогает меня, но я хочу, чтобы он испытывал желание ко мне. Мне нужно, чтобы он хотел меня. Я должна заставить его полюбить меня.
Я расстёгиваю его ремень, и он отталкивает мою руку. Его брюки падают вниз. Он снимает трусы, зажимает в кулаке свой член и подходит ближе. Пульс неистово грохочет в ушах, пока его грязные губы целуют мою шею. Его руки скользят по моему телу, и меня начинает тошнить. Мне нужно закончить с ним до того, как меня вырвет. Я осторожно отстраняюсь от него, хотя мне хочется толкнуть его с такой силой, чтобы он упал и разбил себе голову. Этот идиот пятится назад до тех пор, пока не наталкивается на кровать, на которую тут же опускается.
Я беру его член и смотрю на него, борясь с подступающей тошнотой. Затем заставляю себя прикоснуться к нему губами. «Твой рот создан для члена Эзры, Эвелин». Да, мои губы принадлежат ему, но он не принадлежит мне. И хотя все происходящее не такое уж и неправильное, меня не отпускает чувство вины. Но мне нужно делать свою работу. Я должна избавлять мир от мудаков типа этого — взглянув на него, я вижу только Захарию — плохих мужчин. Незнакомец издаёт стон, его бёдра приподнимаются, чтобы встретиться с моим ртом, а руки хватают меня за затылок. «Эзра соврал тебе, твои губы созданы не только для него, Эвелин». Мой взгляд перемещается на камеру видеонаблюдения. Я смотрю прямо в объектив и улыбаюсь, обхватывая ртом член мужика на моей кровати. Я заставлю Эзру обратить на меня внимание. Я заставлю его ревновать.
Скользнув рукой под матрас, я хватаю нож, который забрала вчера вечером из бара. Мои пальцы медленно оборачиваются вокруг рукоятки. От мысли о том, что Эзра сейчас наблюдает за мной, я, как бы стыдно мне не было, становлюсь мокрой.
Я провожу языком по головке члена и смотрю на мужика.
— Скажи мне, что ты любишь меня.
Он непонимающе прищуривается, а я вбираю его член в рот, потом выпускаю.
— Скажи мне… — Вбираю. Выпускаю. — Скажи мне, что любишь меня… — Снова вбираю, затем останавливаюсь и пристально смотрю на него.
Он тяжело дышит, цепляясь за простыни, над бровью блестят капельки пота.
— Проклятье. Я люблю тебя, а теперь заканчивай.
Я улыбаюсь, мои пальцы крепче сжимаются вокруг рукояти ножа.
— Эви! — доносится из коридора голос Эзры. Он злится, а злость — это не та эмоция, которую можно игнорировать. Я слышу его тяжёлые шаги, и через несколько секунд дверь сотрясается от удара.
— Вот дерьмо! — выдыхает мужик, отпуская мои волосы.
На его лице отражается страх, и я не могу сдержать смех.
— Эви! — снова кричит Эзра, и дверь вот-вот разлетится на щепки.
Этот идиот с подозрением смотрит на меня и пытается подняться, но я успеваю вытащить нож и вонзаю его прямо ему в бедро, разрывая лезвием мышечную ткань. Тёплая кровь брызжет мне на грудь. Ярко-красная жидкость хлещет из его артерии, напоминая извержение вулкана, и усиливается с каждым лихорадочным ударом его сердца. Комнату заполняет полный агонии крик, мудак отталкивает меня с себя, отчаянно пытаясь убраться подальше. Сделав два шага, он падает на пол и истекает кровью, панически хватая ртом воздух.
Эзра снова стучит в дверь, так сильно, что уже дрожит даже стена. Дверные петли скрипят, дерево трещит.
— Мать твою! — кричит Эзра. — Эви! Открой эту гребаную дверь, или, клянусь твоим гребаным Богом, я заставлю тебя умолять меня, малышка. Я уничтожу тебя.
От его обещания в животе начинают порхать бабочки.
Я хочу, чтобы Эзра злился на меня, чтобы угрожал мне, а потом оттрахал. Он заставляет меня грешить уже только потому, что может подарить мне прощение. Это всё выглядит чертовски нездоровым, но одновременно прекрасным. Грешница и её грех. И, вообще, что может быть благочестивее, чем быть с твоим единственным спасителем? И пока он спасает меня, какое бы зло Эзра не воплощал в себе, я не могу его убить.
Глава 22
Эзра
От того что Эви здесь, одни проблемы. Я смотрю на нее, и я хочу ее, ее страх, ее боль, ее желание. Каждый раз, когда я трахаю ее, мне хочется владеть ею. Мне хочется пустить пулю в голову любому, кто лишь посмотрит на нее, а они, суки, все смотрят! Пять лет я трахал баб типа Джен, держал бордель, но никогда не тронул ни одной шлюхи, и из всех женщин вокруг меня влечет к прекрасной маленькой убийце, которая живет болью, как воздухом.
Блять!
Я иду по коридору, возвращаюсь в свой кабинет, наливаю немного виски в стакан. Когда со всем этим дерьмом будет покончено, у меня будут серьезные проблемы с печенью. Я думаю об Эви, и у меня сразу же встает. Тогда я смотрю на монитор, показывающий, что происходит в ее комнате, надеясь, что увижу ее в нижнем белье. Так и происходит. Она в стрингах, стоит на коленях и отсасывает какому-то парню. Мое сердце чуть не взрывается в груди, а глаза застилает красный туман. Рывком выдвинув ящик стола, я достаю пушку и направляюсь к ее комнате. Поворачиваю ручку, но та не поддается.
— Мать твою! — кричу я. — Эви! Открой блядскую дверь, или, клянусь твоим гребаным Богом, я заставлю тебя умолять меня, малышка. Я уничтожу тебя!
Она заплатит за это, и ещё я убью этого ублюдка, который посмел тронуть то, что принадлежит мне.
Сделав несколько шагов назад, я бросаюсь на дверь плечом. Петли скрипят, и я делаю новую попытку. Дверь поддается и с легкостью соскакивает с петель. Комната похожа на декорации к фильму «Техасская резня бензопилой». У ног Эви валяется полуголый парень, которому она только что отсасывала, и слабой рукой сжимает свое бедро. Из его бедренной артерии хлещет кровь, а по полу и ковру уже растеклась огромная красная лужа. Кровь ручейками стекает по груди Эви, по ее животу и белым кружевным трусикам. Она все еще сжимает в руках окровавленный нож, но я могу думать лишь о том, как она похожа на ангела смерти.