— Ты заставляешь меня желать такие ужасные вещи, — продолжаю я и снова сглатываю. — Ты отвлекаешь меня от работы, Эзра. Из-за тебя я хочу согрешить. Я должна хотеть убить тебя, а не трахнуть, — признаюсь я, прежде чем осознаю это.
Он на дюйм приближается ко мне, и я ощущаю его дыхание на моих губах, почти чувствуя аромат виски на своем языке. Его руки скользят по моему телу, высасывая воздух из легких с каждым дюймом кожи, захваченным его прикосновением. Он хватает меня за бедра и приподнимает, прижимая спиной к двери. Его горячая кожа скользит по внутренней стороне бедер, и он фиксирует меня месте, подавшись вперед.
— Тогда греши, маленькая убийца, — соблазняет он игривой улыбкой. — Я прощу тебя.
И я хочу этого. Я хочу погрузиться в грех вместе с ним.
Его пальцы скользят под подол моего платья, касаются трусиков и срывают ткань с моего тела. Его твердый живот ощущается так правильно напротив моей обнаженной киски, и я подавляю стон. Его тело словно скульптура Аполлона или Зевса, и это потому, что Эзра — ложный идол. Прекрасный фальшивый идол, которого я должна сжечь в огненном озере за поклонение ему. Но он хочет, чтобы я была его грешницей. Он хочет, чтобы я все время плавала в его грехе, пока он обещает мне прощение. Эзра хочет стать моим Богом, и я не должна допустить этого, но не могу. Я хочу, чтобы он владел мной. Я хочу тех же ужасных вещей, что и он. Я хочу отдать ему свои слезы. И Бог простит меня за это, ибо грех этого мужчины так сладок.
Его руки сжимают мои бедра, и затем он толкает меня вверх до тех пор, пока мои ноги не оказываются на его плечах.
Он смотрит на меня, уголок его губ изгибается в улыбке.
— Это грех? — спрашивает он и зарывается лицом в мою жадную маленькую киску.
Не могу отвести взгляд в предвкушении того, как его горячий язык погрузится в меня. Он скользит по моему набухшему клитору, и все моральные устои рушатся перед ним, склоняясь к его ногам. Как может что-то столь вульгарное выглядеть таким чистым? Я запускаю пальцы в его взлохмаченные волосы, потянув за корни, пока он заставляет меня взрываться, распадаясь на части, кусочек за кусочком. Эзра порочно избавляет меня от малейшей частицы достоинства и чистоты, пока я не оказываюсь обнаженной и раскрытой. Он набрасывается на меня, словно я источник жизни, святой и чистый. Его язык решительно атакует клитор. Поток стонов срывается с моих губ, словно гимн, и он рычит, впиваясь зубами. Я кончаю, выкрикивая его имя, и мои бедра в спазмах сжимаются вокруг его лица.
Но он не останавливается. Он продолжает трахать меня языком до тех пор, пока я не могу сдержаться. Удовольствие прокладывает себе путь сквозь боль, и я ахаю. Мое тело невольно отдергивается от него. Эзра смеется и шлепает меня по бедру, прежде чем опустить на пол. Я скольжу по стене, слабея с каждым дюймом его тела, вжимающегося в меня, но он ловит меня, подтягивая на уровень своих глаз. Его губы обрушиваются на мои. Его язык врывается в мой рот, заставляя попробовать себя. Его эрекция прижимается к моей чувствительной коже, лишая меня воздуха, а голова кружится от вкуса собственного греха на языке.
— Видишь, — шепчет он в мой рот, — каково побывать в раю. — Он подмигивает и уходит от меня.
Я делаю несколько вдохов, и меня пронзает чувство вины. Я не просто тону в его грехе, я буквально сплю со своим врагом. Я испорченная и грязная, и не достойна исполнять волю Господа.
«Ты грешная и грязная, и недостойная любви». Я слышу, как эхом в голове звучат слова Закарии, и ярость наполняет меня. Я согрешила. Я променяла свою цель на жизнь, вожделея плоть. Молитвы не помогут. Бог не услышит мои молитвы, пока я не буду наказана за совершенные грешные деяния.
— Сделай мне больно, — отчаянно кричу я. — Мне нужно, чтобы ты сделал мне больно. — Слезы размывают зрение, и я опускаюсь на колени, цепляясь за руку Эзры и притягивая его к себе, пока умоляю о наказании.
— Я уже говорил тебе, Эви, — он приседает передо мной, склоняя голову на бок и наблюдая, как я рассыпаюсь на кусочки. — Не ты контролируешь это. Я сделаю тебе больно, когда сам этого захочу.
Я должна получить прощение. Я отпускаю его руку и ударяю по щеке так сильно, что его голова откидывается в сторону. Он шевелит челюстью из стороны в сторону, ноздри раздуваются, грудь вздымается от разъяренных вздохов. Он причинит мне боль.
С рычанием он ударяет меня по лицу. Я падаю на пол, и медный привкус крови наполняет мой рот. Я облизываю рассеченную нижнюю губу. Мне нужно больше для прощения. Затем его рука обхватывает мое горло, и тело наваливается на меня, и в этом мизерном количестве боли я ощущаю толику облегчения.
— Дерьмо! — кричит он. — Еще раз ударишь меня, Эви, и я оставлю тебя истекать в луже собственной крови.
— Мне нужно истекать кровью. Сделай так, чтобы я истекала кровью! — кричу я, и Дэйв вскакивает со своего лежака и уходит в спальню.
— Какого черта? — он нависает в дюйме от моего лица. — Почему ты так настойчиво вынуждаешь меня сделать тебе больно, а? — глаза Эзры смотрят в мои, его неровное дыхание охлаждает мои окровавленные губы.
— Мне нужно прощение… — я давлюсь словами, пульс бешено колотится в моих ушах.
— Почему? — его глаза вспыхивают, и я думаю, что это ярость пылает в его черных глазах. Пальцы сжимают мое горло, и я впиваюсь в его руку, паникуя из-за недостатка воздуха. Я хочу боли, но не смерти. Моя работа еще не завершена. Он сжимает сильнее, ногти царапают кожу, прежде чем он резко отпускает меня. Я ахаю и кашляю, уставившись на него.
— Почему? — повторяет он, чуть спокойнее.
— Потому что… — я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоить грохочущее сердце. — Так я ощущаю себя чистой.
Он снова наклоняется ко мне, располагая руки по обеим сторонам от моей головы. Его взгляд осуждающий, и я закрываю глаза, чтобы избежать его.
— Ты же понимаешь, что это бессмысленно?
— Ты просто не понимаешь мою веру, — я открываю глаза. Он изучает меня, скользя глазами по моему лицу. Я вижу, как он молча меня оценивает. Чем больше его красоты я впитываю, тем больше он мне кажется дьяволом. Его глаза пустые, темные и бездонные, губы порочные во всех смыслах. Тело — храм искушения. «Он — дьявол, Эвелин. Он отправит тебя в ад».
— Чтобы быть прощенной, надо испытать боль, — отвечаю я. — Боль очищает меня от такого греха, как ты, Эзра. Он покидает мое тело с кровью.
— Ох, дорогая, я могу пустить тебе кровь, но ты — шлюха и убийца. Я более чем уверен, что твой Бог захочет большего, нежели толики боли, прежде чем впустить тебя в жемчужно-белые ворота. — Я стискиваю зубы. — Ты просто маленькая грязная шлюха… — шепчет он мне на ухо.
— Ты хотела этого. Ты просила об этом, Эвелин, — Закари отпускает мои бедра. — Ты притворяешься, будто не любишь это, но, как и любая другая потаскуха, ты хочешь только греховного. В тебе нет ничего праведного. — Его горячее дыхание опаляет мою обнаженную плоть, из-за чего к горлу подступает желчь. — Скажешь кому-нибудь об этом, и я вспорю тебе горло во сне, обещаю, — шепчет он и поднимает массивную раму со мной. Меня охватывает ощущение мерзости и отвращения, и я не могу остановить это. Не могу остановить пульсирующую боль между ног.
Закари бросает мне свою майку и подходит к двери.
— Прибери это, грязная шлюха. — Он хватается за дверную ручку и оборачивается, чтобы посмотреть на меня, на беспорядок, который он оставил: — Тебе стоит тщательнее молить о прощении за соблазнение меня, Эви. Как и женщина, в честь которой тебя назвали, ты соблазняешь на грех праведных мужчин. Это позор. — Он открывает дверь и исчезает, а я тону. Тону в этом ощущении ненависти к себе, отвращении, бесполезности и стыда. Я — грешница, и единственное, что может спасти меня, это покаяние.
Этот маленький демон внутри меня визжит на пределе, и все, что я хочу сделать сейчас, это прижать нож к горлу Эзры и смотреть, как последние капли темно-красной крови стекают на пол. Он ничем не отличается от Закари. Он не отличается от других мужчин. Я не шлюха. Я не его шлюха. Я праведница.