Пораженная оказанной мне великой честью, я оперлась на стену и некоторое время бессмысленно смотрела на скромно ухмыляющуюся докукинскую физиономию. Когда же ко мне вернулся дар речи, первое, что удалось вытащить из себя, было растерянно-неопределенное:
– М-м-м… эта-а… спасибо, Коля, только… а чего это ты вдруг?
И тут это чудо природы, не сходя с места, все с тем же довольно-застенчивым видом выложило мне историю про то, как преславная тетушка Олимпиада Кирилловна говорила обо мне с моей тетушкой Милой. Обе они пришли к уничтожающему выводу, что я, как говорится, засиделась в девках и что пора бы такой интересной, красивой и не самой глупой молодой женщине найти достойного мужчину, чтобы он, как говорилось в старину, «составил мое счастие».
Во всех этих разговорах не было ничего кардинально нового, только свидетелем одного из них стал господин Докукин. Он принял выкладки дражайших тетушек близко к сердцу, и, перебрав историю наших отношений и придя к выводу, что к многим людям я отношусь куда хуже, Николай Николаич решил этаким прекрасным принцем на белом коне ввалиться в мою квартиру с утреца и огорошить нежданными идеями и огромным букетом цветов.
– Та-а-к, – протянула я, дослушав его рассказ. – Ну что ты толчешься в дверях? Проходи уж… жених!
Мои слова изрядно порадовали почтенного Докукина. Впрочем, порадовали – сказано мягко. Он буквально накинулся на меня с неловкими объятиями, чмокнул куда-то в ухо и, едва не навернувшись все через того же многострадального кота, рухнул в кресло.
Я присела напротив.
– Я, конечно, понимаю, что все это несколько неожиданно…
Несколько неожиданно! Какая детская непосредственность! Да это не просто неожиданно… это… это как снег – с обледеневшей сосулиной и лопатой чистильщика крыш в придачу – на голову!!
– …несколько неожиданно… да и профессор Клинский Сергей Сергеич говорил… но все-таки раньше никогда… потому что… сейчас, в общем, я хотел сказать, что сейчас я как-то больше соответствую. Кстати, я купил себе машину и теперь вот… без общественного транспорта.
– Ты нормально доехал? – услышав о машине, на полном серьезе поинтересовалась я – водительские качества Докукина были мне прекрасно известны.
– Да, конечно! – воскликнул он. – К-конечно! Разве на такой машине можно куда-то врезаться?!
– А какая марка? – без особого энтузиазма спросила я.
Коля быстро-быстро заморгал короткими ресничками, и его глаза стали похожи на коровьи.
– Не помню, – пробормотал он, – в-в-в… этот… как его…
Он покрутил в воздухе пальцем, в результате чего тетушкина любимая ваза свалилась на пол – к счастью, не разбилась, а лишь придавила хвост коту. Тот взвыл неимоверно фальшивым дискантом и убежал в соседнюю комнату, а Докукин, по всей видимости и не заметив этих взаимосвязанных эксцессов, вдруг радостно воскликнул:
– Вспомнил… этот… «Хендэй»!
– Недурно, – сказала я. – А какого цвета?
– Белого… погоди, – он взглянул на меня откровенно подозрительными глазами, – а что это ты ничего не отвечаешь по главному вопросу?
– Како… а, ну да, – нехотя выговорила я. – Ну да, конечно.
И, придав своему голосу как можно больше проникновенности, мягкости и сочувствия, заговорила:
– Ты понимаешь, Коля, это было настолько неожиданно и спонтанно, что я…
– А-а, тебе надо подумать? – радостно вклинился он в мою ответную речь и взмахнул рукой, отчего едва не разбил стеклянную поверхность изящного журнального столика.