— У меня есть знакомый фотограф, Олег. Он местный. Вообще-то он врач, но фотографирует хорошо. — Я вспомнила свою перекошенную физиономию рядом с мордой Феди и пожала плечами. — Его сегодня здорово избили и забрали все мои фотографии и негативы. А еще, мне кажется, тот черный за мной сегодня следил, когда я шла сюда! Может, мне домой уехать?
По правде говоря, домой я не хотела. Тут такие события развиваются! А дома что? Ромка, Венька и Вовка с вечным нытьем о том, какая я непутевая, да с угрозами устроить мне пожизненное заключение за мой неуемный характер! Но не говорить же Герману Максимовичу, что раскрытие преступлений — это мое хобби? Поэтому я опустила глаза и заметно опечалилась. Две слезинки капнули мне на колени.
Антиквар махнул рукой:
— Какая разница? Тебя и дома убьют, если собираются.
Это он так успокаивает! Я зарыдала в голос. Герман Максимович погладил меня по голове:
— Не реви! А давай-ка вот что сделаем: ты переезжай сюда. Будешь под надзором. Я телохранителя к тебе приставлю…
— Куда это сюда? — пролепетала я.
— Я имел в виду санаторий. Я сниму тебе номер прямо на этом этаже. Думаю, рядом со мной тебя никто не посмеет тронуть!
Ну да, как же, держи карман шире! А как я буду преступление раскрывать? Вместе с телохранителем? И потом, Марго же убили, а ведь знали, наверняка знали, чья она игрушка! Так что, извините, дядя, не подходит мне ваше предложение!
— Нет, Герман Максимович! — Я с печальной улыбкой покачала головой. — Не могу на это согласиться. Во-первых, я здесь не одна, а с сестрой. Теперь вот еще и Олег прибился с Федором и Сирожей. Не могу же я их бросить на произвол судьбы? А во-вторых, вы и так много для меня сделали, и злоупотреблять вашим добрым ко мне отношением не хочу. У вас сейчас будет много дел, а я стану только помехой, вы начнете раздражаться, вспомните, что именно я принесла печальную весть… Нет, — твердо повторила я, — не обижайтесь, пожалуйста, но я останусь у себя.
Хоботков некоторое время молчал. Молчала и я.
— Хорошо, — сказал он, немного поразмыслив. Видимо, лишняя головная боль ему ни к чему, и предложение его было продиктовано скорее минутной слабостью, чем реальной заботой о постороннем человеке. — Хорошо, тогда вот тебе мои номера телефонов, местный и сотовый. Если что-нибудь покажется тебе подозрительным, звони немедленно. Семен!
Появился человек-невидимка.
— Семен, — обратился к нему Хобот, — сообрази девушке средство связи. Да, и закажи лодку. Мы на Алчак плывем!
— Герман Максимович, темнеет уже! — сообщил Семен.
— Фонари возьми! Я тебе плачу не за советы! Выполняй!
Телохранитель скрылся.
Герман Максимович выпил еще водки и хмуро поинтересовался:
— Сколько тебе здесь прохлаждаться осталось?
— Десять дней, — я вздохнула.
— В общем, так, все это время контрольный отзвон в двадцать два ноль-ноль. Если ты хоть раз не отвечаешь, я немедленно посылаю своих ребят на поиски. Теперь дальше. Будь предельно внимательна и осторожна. Ни в какие знакомства, разговоры, заигрывания не вступай. Покажется что-нибудь или кто-нибудь подозрительным — звони сразу же. Да, и вот еще что, — добавил Хобот, — если вдруг станет что-нибудь известно, ты у нас девочка шустрая, сообщай немедленно.
Я сидела в кресле, сложив на коленях руки, и кивала, как китайский болванчик. Вошел Семен. В руках у него был мобильник. Он протянул аппарат Хоботу и сказал:
— Лодка ждет у причала. Можем ехать.
— Ну, Женя, с богом! — антиквар слегка приобнял меня за плечи. — Телефон оплачен. Твой номер буду знать только я. Поехали, я тебя до дому довезу.
Глава 7
В машине ехали молча. На заднем сиденье болталась я, моток веревки, мощный фонарь и зачем-то лопата. Кроме всего прочего, когда мы уходили, мне показалось, что Семен засунул под легкую льняную рубашку пистолет. Разумная предосторожность, учитывая наступающую темноту и мертвую Марго! Несколько раз Семен, по совместительству и шофер, бросал на меня настороженные взгляды. Когда я встречалась с ним глазами в зеркале заднего вида, признаюсь, становилось не по себе: у этого человека был взгляд хладнокровного убийцы.
— Женька, ты все поняла? — переспросил Хобот, когда мы остановились возле дома на Бирюзова.
Я кивнула, радуясь в душе, что наконец избавлюсь от холодных глаз «папиной» шестерки. Проводив взглядом машину, я вошла во двор. Странная тишина коснулась моих ушей. Обычно в это время тут у нас всегда заметное оживление. Кто-то из постояльцев готовит ужин, обсуждая планы на завтра, кто-то, весело напевая, плещется в душе, короче, обычная суета. Сейчас все словно вымерли. Меня это насторожило. Может, пока я общалась с Хоботом, пришли злые дяди и всех вырезали? Предчувствуя нехорошее, я осторожно прошла в глубь двора.