И, хотя рельсовые пути к шалашам и палаткам не ведут, этот рельсовый путь привел Гену и Чебурашку именно к палаткам. К палаточному лагерю туристов-гитаристов.
Под музыку Вивальди гитаристы разбивали лагерь. Музыка Вивальди неслась из походного приемника главного туриста, потому что никакой другой в это время не передавали, а тишину туристы не переносили. И Вивальди ревел со страшной силой.
Главного туриста звали Владимир Иванович, а кличка его была Папирус. Вообще-то, в молодости его прозвали Папироса, но постепенно он рос, мужал и со временем стал Папирусом. Шибко умный был.
— Эй, ребята, — скомандовал он, — бросайте-ка вы палатки и займитесь добычей добычи. Ты, Молчун, иди ставь капканы. А ты, Кудряш, устанавливай сеть на реке.
Разумеется, Молчун был самым болтливым человеком в их компании, точнее, в их шайке, а Кудряш был лысый, ну просто как самый обычный электрический выключатель.
— Да, — сказал Молчун, — мы уйдем, а ты останешься один на один с тортом. А потом, как в прошлый раз, скажешь, что торт съели пчелы.
— Это не торт, — сказал Папирус. — Это динамит. Если не веришь мне, дерни за веревочку. От тебя ничего не останется, одни пуговицы.
— А зачем нам динамит? — спросил болтливый Молчун. — Мы что в партизаны идем. Будем поезда под откос пускать?
— Мы будем рыбу глушить.
— А на кого мы ставим капканы? — спросил Молчун.
— На зайцев, куропаток, барсуков.
— А курицы, поросята?
— Да их в лесу не бывает никогда, — ответил Папирус. — Ты что больной?
«До чего природу довели, — решил про себя Молчун. — Ничего вкусного в лесу не осталось».
— Слушай, Гена, — сказал Чебурашка, — может, мы попросимся к туристам. Мы будем им помогать — разжигать костер, собирать дрова. И тебе не придется работать председателем колхоза.
Но Гена не согласился.
— Нет, Чебурашка, эти туристы какие-то ненастоящие. Посмотри, как они палатки ставят, как деревья ломают. Настоящие туристы природу берегут. А эти только о себе думают.
И, повздыхав, наши герои двинулись дальше.
Старуха Шапокляк тем временем сидела в маленьком кафе при станции и изо всех сил ела мороженое. Она подозвала официанта:
— Милый юноша, как часто от вас ходят поезда на Москву? Юноше было уже лет сорок восемь. Он ответил:
— Очень часто. Утром и вечером. Через день.
— Так, — сказала старуха, — сейчас у вас еще не вечер?
— Нет, не вечер. Но уже и не утро.
— При чем здесь утро? — рассердилась старуха.
— При том, что сегодняшний утренний поезд уже ушел. А завтрашний вечерний поезд будет только завтра. Они ходят через день.
— Ку-ку, кукареку! — сказала сама себе Шапокляк. — Кажется, я влипла. А где у вас ближайшая гостиница, в смысле отель? — обратилась она к официанту.
— Ближайшая гостиница, в смысле отель, у нас в Москве, — ответил юноша.
«Точно влипла», — поняла Шапокляк. Она расплатилась, вышла на железнодорожный путь, вынула кошелек крокодила Гены, дала его понюхать Лариске и скомандовала:
— Лариска, след!
Было жарко как в бане. Наконец железнодорожный путь уперся мостиком в речку. Кусты касались воды и сосны давали смешанную тень. Если забыть о том, что до Москвы 200 километров, а из денег в руках только торт, то можно было почувствовать себя как в раю.
— Гена, — сказал Чебурашка, — давай искупаемся.
— Давай, — согласился Гена.
Они подошли к воде, разделись (главным образом Гена, он снял пиджак и брюки, Чебурашка снял только рюкзак и очки) и бросились в воду.
— Жалко, что здесь есть мостик, — сказал крокодил. — Я бы мог здесь работать перевозчиком. Посадил человека на спину и перевез. Вот тебе и денежка.
— А я бы сидел на тебе и продавал билеты, — поддержал Чебурашка.
— Ну все, пора вылезать, — решил Гена. — Нам еще идти и идти.
Как только они вылезли, Гена закричал:
— Чебурашка, что с тобой?
— А что? — спросил Чебурашка.
— Ты же весь синий.
— Может быть, я перекупался?
— Да нет, здесь вода такая, как чернила.
И верно, Чебурашка выглядел как старая школьная промокашка. Гена чихнул и из его носа вылетело синее облако.
— Так ведь это и есть та самая река Березайка, про которую нам писали братья Иванов, Петров, Сидоров и маленький Мкртчян! — закричал Чебурашка. — Ну помнишь те, которые писали в «Крокодил». У них еще лягушонки синие.
— Срочно идем к директору! — решил Гена. — Раз уж мы оказались здесь. Спасем речку и лягушек.
— А как? — спросил Чебурашка.
— Есть у меня одно средство, — сказал Гена. — Его когда-то употребили против Бармалея.
Чебурашка решил не спрашивать, что это за секретное средство. Он боялся расхолаживать Гену критическими замечаниями.
Гена и Чебурашка долго шли вверх по течению реки. А река становилась все синее и синее.
Наконец они подошли к месту откуда шло посинение. Оно происходило из трубы, бегущей из красной кирпичной фабрички. Фабричонка-то была паршивой, шесть на восемь, а краски выпускала много.
У ворот фабрики стоял вахтер. Он строго сказал:
— Документы.
— Какие документы? — удивился Гена.
— С печатью, — сказал вахтер. — Иначе не пропущу. У нас объект секретный, оборонный. Мы делаем чернила для шпионов.
— Какие такие чернила для шпионов?
— Обыкновенные. Бесцветные. Берем обычные чернила, всю краску из них вынимаем, и остаются бесцветные чернила.
И тут Чебурашка ляпнул:
— Да как вы можете нас не пускать. Мы же есть главные заказчики. Генерал-крокодил Гена из главной разведки и его адъютант чебурах-лейтенант Чебурашкин.
— А документы?
Чебурашка незаметно отломил от коробки с тортом квадратик красного картона и протянул вахтеру.
— Читайте.
— Но здесь ничего не написано.
— Как ничего не написано? Написано, бесцветными чернилами: «Пропуск во все секретные места». Только читать надо в специальных секретных очках.
— Ладно, — сказал вахтер, — тогда проходите, раз вы такие секретные.
Гена оставил чемодан вахтеру и сказал:
— Охранять! Если противник приблизится, стрелять в воздух без предупреждения!
Во дворе фабрики в самом центре стоял столб с указателями: «Дирекция», «Отдел сбыта», «Отдел снабжения», «Первый отдел», «Отдел кадров», «Бухгалтерия» и т. д. И каждый указатель указывал на маленький сарайчик или крошечный каменный домик.
Генерал-крокодил без размышлений направился в сторону дирекции. Дирекция размещалась в главном здании фабрики на втором этаже. К двери директора вела красная ковровая дорожка.