— Мне даже не пришлось предупреждать о ней. Я увидел Жанну на лестнице, и она мне сказала: «Пусть девушка поднимается, Франсис…»
— Иначе говоря, ваша хозяйка на этот раз уже ждала Люсиль?
— Я так полагаю…
— Вы никогда не подслушиваете у дверей?
— Нет, месье.
— Почему?
— Из-за матери месье Беллами. Это она только выглядит такой тяжеловесной, малоподвижной. Ходит, опираясь на палку, но всегда появляется, когда вы ее не ждете. Постоянно бродит по дому…
— Настоящая зараза! И самое главное, месье Мегрэ, она ведь совсем не похожа на женщину из благородного семейства. Когда она ходит по рынку со своей кухаркой, то, как потаскуха, осыпает всех бранью. Она забыла, что ее отец был пьяницей, который вечно валялся на тротуаре. Правда, она сама была красива. Глядя на нее теперь, этого не скажешь…
— Скажите мне, мадам Попино…
— Можете называть меня просто Попин, как все!
— Скажите, Попин, вы ведь знаете всех в Сабль. Кем может быть эта Люсиль?
— Десять лет назад я бы вам точно сказала. Я тогда продавала рыбу с тележки. Уж всех малышей я тогда знала…
— Она такая рослая и худая, с почти выцветшими соломенного цвета волосами…
— А косы у нее есть?
— Нет.
— Жаль. Потому что я тут знала одну, которая носит косы. Это дочка бондаря.
— Ей тоже лет четырнадцать-пятнадцать?
— Возможно, несколько больше. Уже сформировалась.
Грудь хотя и маленькая, но красивая.
— Припомните получше.
— Нет, не представляю… знаете, я поспрашиваю завтра утречком. Поговорю с людьми, которые заходят ко мне в лавку, думаю, кто-нибудь да знает такую… Город-то не слишком велик.
Мегрэ припомнит эти слова позже.
«Город-то не слишком велик!»
— А не создалось ли у вас впечатления, Франсис, что ваши хозяева хорошо понимают друг друга?
Бельгиец затруднился на это ответить.
— Они часто спорят?
— Никогда.
Ему просто казалось невероятным, чтобы кто-нибудь мог спорить с доктором.
— А ему приходилось, например, сухо разговаривать с женой?
— Нет, месье…
Мегрэ понимал, что следует продолжать расспросы.
— Ну а когда они бывают вместе, то часто веселятся?
За столом, например? Полагаю, что ведь вы их обслуживаете?
— Да, месье.
— А много они между собою говорят?
— Месье говорит… Его мать тоже…
— Вам не кажется, что мадам Беллами счастлива?
— Иногда, месье. Это трудно выразить словами. Если бы вы лучше знали хозяина…
— Попытайтесь все же объяснить.
— Я не могу… Это не тот человек, о котором можно говорить, что он такой, как все. Он только посмотрит на тебя, и ты сразу чувствуешь себя маленьким…
— Его жена тоже чувствует себя перед ним маленькой?
— Иногда, может быть. Она в разговоре с ним смеется и что-нибудь рассказывает, потом взглянет на него и замолкает…
— А я полагаю, — вмешалась Попин, — это бывает, когда она взглянет на свекровь. Вы должны понять, месье Мегрэ, что такая молодая женщина, как Одетта…
Я ведь помню ее совсем маленькой, и она вовсе не была задавакой. Так вот, такая женщина, как Одетта, совсем не создана для того, чтобы жить с этой старой ведьмой.
А старая Белламиха уж точно ведьма. У нее ведь и тросточка — не тросточка, а помело, на которое она садится…
Мегрэ вдруг вспомнил о допросе, который вел в его присутствии пухлый комиссар Мансюи, допросе хитрого Полита. Тот открывал рот редко и только с одной целью — чтобы отрицать очевидное. Эти же двое, напротив, говорили много, даже перебивая друг друга, и тем не менее, слушая их, до истины докопаться было довольно сложно. Он же чувствовал, что истина где-то рядом. Он пытался ее выяснить, расставить все по полочкам, рассадить всех вокруг семейного стола. Но в этот момент возникала какая-нибудь деталь, которая звучала фальшиво в общем хоре.
Трудно было разглядеть людей глазами слуги доктора, любовника мадам Попино.
— Как мадам Беллами проводила время, прежде чем заболела?
Бедный Франсис! Попин его всячески подбадривала, подсказывала ему, как в школе. Ему тоже хотелось понравиться комиссару, и он искал, как бы выразиться пояснее, насколько это возможно.
— Я не знаю… Сначала она допоздна задерживалась у себя в спальне, куда ей приносили завтрак…
— В какое время?
— К десяти часам.
— Минутку… Хозяин с хозяйкой спали в разных спальнях?
— У них есть две спальни, две ванные комнаты, но я раньше не видел, чтобы месье спал у себя.
— Даже эти последние два дня?
— Извините! С третьего августа он спит один. А днем мадам часто ходила в студию мадемуазель. Она присаживалась в уголке, читала и слушала музыку.
— Она много читала?
— Я почти всегда видел ее с книгой.
— Из дому она выходила?
— Очень редко. Или со свекровью.
— А бывало, что и одна?
— Случалось.
— В последние дни чаще, чем раньше?
— Не знаю. Видите ли, дом велик… Теперь даже в служебной части вывесили табличку. Это сделала мать доктора. Нас, слуг, трое: кухарка, Жанна и я.
На табличке расписание, кому где, зачем и в какое время находиться в течение дня. Бывает, что поднимается целый скандал, если нас обнаружат не там, где положено.
— Сестры ладили между собой?
— Думаю, что да…
— А за столом Лили была веселее и говорливее Одетты?
— По-моему, такая же.
— Еще раз повторяю вопрос, который уже задавал, и прошу как следует подумать, прежде чем ответить: вы уверены, что первого августа, за два дня до смерти сестры, ваша хозяйка заболела?
— Полагаю, что могу утверждать это с уверенностью.
— Где доктор принимает пациентов?
— Он их принимает не в доме, а во флигеле, который находится в глубине сада. Дверь там выходит на маленькую улочку.
— И кто же открывает эту дверь?
— Никто. Просто нажимаешь кнопку, и срабатывает механизм. Больные входят, садятся в приемной и ждут.
Приходит их мало. Почти всегда договариваются заранее. Месье наш не очень-то в них нуждается, понимаете? Допивайте, месье Мегрэ, я вам еще налью.
Он допил, снова чокнувшись с Попин и Франсисом.
Их немного удивляла, даже, пожалуй, смущала суровость комиссара.
— Это же так сложно, — говорила торговка рыбой, как бы утешая посетителя. — Очень сложно знать, что происходит в больших богатых домах. И такие люди, как мы, говорят то, что думают, и даже больше того. Но ведь те-то совсем другие…
— Вот кстати, — перебил ее Франсис, — сегодня вечером жду, когда месье позвонит, чтобы я принес ему виски. Каждый вечер в десять часов, когда сидит в библиотеке, он выпивает стаканчик виски. Хотя у меня в этом доме своя комната, он знает, что я там не сплю.
Я ставлю поднос на стол, кладу лед в стакан, и он мне неизменно говорит: «Добрый вечер, Франсис. Вы можете идти». А вот сегодня вечером…
Он почувствовал, что Мегрэ напрягся, и смутился, как бы испугавшись, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
— Ну, это просто деталь. Вспомнил, потому что Попин только что правильно сказала: никогда толком не знаешь, что происходит в больших домах. Обычно я готовлю поднос заранее, за четверть часа. Смотрю при этом на настенные часы. В это время я один. Жанна уже в постели. Курит сигарету и читает роман. Кухарка замужем и ночует в городе. В общем, смотрю — уже четверть одиннадцатого, а месье мне все не звонит. Ну я тихонечко и поднялся с подносом. Вижу, под дверью полоска света. Сделал кружок по дому, кроме спальни мадам, конечно. Его нигде нет. Я, постучав, вошел, но никого не увидел… вот тогда-то я и поднялся к Жанне, а она мне сказала, что его нет у мадам и та заперлась на ключ…
— Минутку. У нее что, такая привычка запираться на ключ?
— Не тогда, когда месье где-то снаружи. Видите ли, я вообще не придал этому значения, а просто в половине одиннадцатого оставил поднос и ушел. Так вот, просто я обратил внимание, что месье впервые ушел, не погасив свет.