– Ну, получается у тебя неплохо, Рейч, – заметила я. – Ты выглядишь довольно счастливой.
– Еще бы, – сказала она. – Но довольна ли я жизнью? Да ни черта. Знаешь почему? – Рейчел вытащила телефон, пролистала галерею фотографий и наконец нашла нужную. На снимке Рейчел лежала на своем бархатном диване в окружении бульдогов с одинаковыми шрамами – следствие жизненно необходимой операции на челюсти. Одета Рейчел была в пижаму со Спанч Бобом, и на ней не было ни грамма косметики.
– Потому что каждый день в какой-нибудь подворотне разводят все больше и больше этих вот малышей! Одних и тех же собак заставляют спариваться снова и снова, и на свет появляется выводок за выводком генетически неполноценных щенков, страдающих от врожденных заболеваний. И всю жизнь они живут в боли и страшно мучаются. И я даже не говорю про питбулей, вынужденных ютиться в тесной клетке в каком-нибудь вшивом приюте.
– И что, ты мне предлагаешь собаку завести? – спросила я. – Это не очень-то сочетается с жизнью туристического журналиста, знаешь ли.
Честно говоря, я в любом случае не уверена, что смогла бы справиться с содержанием домашнего питомца. Я, конечно, люблю собак, но я выросла в доме, где их была целая куча. А когда дома живет животное, то вместе с ним неизбежно поселяются шерсть, лай и сущий хаос. А еще проблема в том, что я и сама по себе человек весьма хаотичный. Если я отправлюсь в приют за собакой, то совершенно случайно могу вернуться домой с шестью щенками и диким койотом в придачу.
– Нет, я говорю, что цель в жизни имеет куда большее значение, чем удовольствие. У тебя было множество целей, связанных с карьерой, и все ты уже достигла. Вуаля – в твоей жизни цели больше нет.
– И теперь мне нужна новая.
Рейчел сочувственно кивнула:
– Я как-то читала об этом статью. Достижение важной жизненной цели часто приводит людей к депрессии. Жизнь – это путешествие, а не конечная точка, дорогуша, или что там за хрень обычно пишут на мотивирующих картинках. – Лицо Рейчел снова смягчилось, придя в полное соответствие с образом, который она использовала для социальных аккаунтов. – Знаешь, мой психотерапевт говорит…
– Твоя мама, – поправила я.
– Она была психотерапевтом, когда это сказала, – возразила Рейчел. Это значит вот что: Сандра Крон определенно являлась доктором Сандрой Крон, точно так же, как Рейчел иногда определенно является Рейчел-из-академии-искусств, но никакого отношения к настоящему сеансу психотерапии это не имеет.
Как бы Рейчел ни умоляла, ее мать отказывается быть для нее лечащим врачом, а Рейчел, в свою очередь, отказывается обращаться к кому-нибудь еще. В этом тупике они пребывают уже очень много лет.
– В общем, – продолжила она, – как-то она сказала, что если ты утратила чувство счастья, то искать его нужно точно так же, как если бы ты искала любую другую потерянную вещь.
– Ругаясь и перерывая диванные подушки? – попробовала угадать я.
– Вспомнить, что ты делала до этого, – объяснила Рейчел. – Итак, Поппи, все, что нужно сделать, – это хорошенько подумать и задать себе один вопрос: когда ты в последний раз была по-настоящему счастлива?
Проблема заключалась в том, что мне не нужно было над этим хорошенько думать. Или вообще хоть как-либо думать.
Я и так знала, когда я в последний раз была по-настоящему счастлива.
Два года назад, в Хорватии, с Алексом Нильсеном.
Но что с этого толку? Я не могу вернуться назад, потому что с того момента мы больше ни разу не разговаривали.
– Просто подумай об этом, хорошо? – сказала Рейчел. – Доктор Крон всегда права.
– Ага, – не стала спорить я. – Обязательно подумаю.
Глава 2
Этим летом
И я действительно об этом думала.
Думала, пока ехала домой на метро. Думала, пока шла четыре квартала пешком. Думала, пока принимала душ, пока наносила на волосы бальзам, а на лицо – крем, думала, пока лежала на неудобном диване, несколько часов кряду рассматривая потолок.
Я слишком редко бывала в этой квартире, чтобы успеть превратить ее в настоящий дом. Кроме того, я выросла с крайне прижимистым отцом и очень сентиментальной матерью, что означает, что дом моих родителей всегда был до краев наполнен разнообразным хламом. Мама до сих пор хранит треснувшие чашки, которые мы с братьями дарили ей в детстве, а папа устроил из нашего заднего двора целую парковку для старых машин – на случай, если он вдруг выучится на автомеханика и сможет их отремонтировать. Я до сих пор так и не выяснила, какое количество милых сердцу безделушек является приемлемым в приличном обществе. Зато я помню, как люди всегда реагируют, когда видят дом моих родителей, так что я решила на всякий случай придерживаться минимализма в дизайне.