Он усмехнулся. – Правильно. Надеюсь, мы найдем общий язык. – Я кивнула. – И мне не придется задавать вопрос несколько раз. – Конечно, хватит и одного, – заранее испугалась я. – Мы хотим получить от Вас кое-какую информацию. И получим, не сомневайтесь, тем или иным способом. – Не пугайте меня, пожалуйста. У меня нет причин что-то скрывать от Вас. – Это хорошо. Расскажите для начала про побег с яхты – кто был инициатором и почему. – Это просто. Я им рассказала все, что знала, и мы решили бежать. – Но в лагере ты утверждала, что приняла нас за спецназ – соврала? – Здесь я перевожу его обращение ко мне как «ты», хотя в английском есть только «you», потому как тон резко сменился с вежливого на повелительно-грубый. – А что я должна была – себя выдать? К тому же я и думала поначалу, что вы спецназ – на работе у киношников, пока не услышала разговор двух ваших людей. И поняла, что вы – террористы, и хотите убить всех нас, взорвать на перевале! – Тут я многозначительно помолчала. – Потому и бросилась к заложникам, чтоб сообщить о взрыве, так глупо подставила себя! Но я думала, что вы меня к ним и отправите, никак не ожидала, что попаду на яхту. – Продолжай. – На яхте уже, когда я сказала тем пятерым заложникам в каюте, что вы – настоящие террористы, все испугались, кроме одного – американца. Он как будто все уже знал. Он и предложил план побега, нашел спасжилеты и плот. У меня такое чувство, что скажи я или не скажи – все равно он бы бежал. А нас так – за компанию – взял, чтобы отвлечь от себя.
Я смело валила все на Джона – его-то не поймали! И по идее, они не знали, что я об этом знала… – А когда в воде оказались, он тут же от нас уплыл, бросил, хоть я и поплыла вслед, и кричала ему, чтоб подождал! – тут в моем голосе зазвенела обида. Ну актриса, что ж я в кино-то не снимаюсь! – Потом начался шторм, меня захлестнуло волной и дальше ничего не помню. Очнулась в хижине у какого-то дурака, он сексуальный маньяк, наверное, так и ел меня глазами, ждал, когда поправлюсь! Я, конечно, попыталась бежать и заодно помочь заложникам – отправила по Интернету письмо куда надо. Но все мои побеги неудачные! Тот гад меня поймал, избил, сбросил в овраг. Я повредила сильно спину, не могла ходить несколько дней, и сейчас еще с трудом хожу, больно! – пожаловалась ему. Меня несло, словесный понос это называется, возникающий после долгого вынужденного молчания. Ничего, пусть видит, что я готова к сотрудничеству. – Почему в полицию сразу не пошла? – сухо спросил, не доверяет пока. – Что я, дура? Вашу яхту видела в море – наверняка полицию купили, – с достоинством ответила, так держать! – А вы, наверное, перехватили мое письмо?
Тот лишь усмехнулся. – Тогда понятно, что вы на острове так долго сидели – меня ловили! Вам интересно, кто предатели и о чем еще они говорили? – напрямик спросила, прямо в его рожу. – Да. – Так просто вы от меня эту информацию не получите, – твердо сказала я. Тот лишь усмехнулся: – Брось, женщина, один укольчик – и все запоешь сразу. – Не так все просто, господин террорист. Я слышала только голоса, как они выглядят – не знаю, и ваш укольчик только повредит – от него по-другому воспринимаешь мир, в том числе и звуки, – это я уже сочиняла, а что было делать? – Я должна сама хотеть помочь вам найти тех двоих. К тому же, они мне абсолютно безразличны, я их выдам обязательно. Но поймите меня правильно: я должна блюсти и свои интересы. Предлагаю за малюсенькие условия купить вам у меня нужную информацию. – И какие же ваши условия? – неприятно усмехаясь, спросил он. – Первое: не убивайте меня сразу. Дайте пожить, вон хоть в вашей тюрьме посидеть для начала. Или работать я могу – на кухне, например. Заметьте – не прошу отпустить – знаю, что это невозможно. Я просто прошу дать мне пожить у вас. Может, веру вашу захочу принять? – господи, что я несу? Совсем с ума сошла. – А второе? – Деньги, конечно, – увидела, как тот побледнел, и поспешила исправиться. – Небольшие, чтоб помочь мне выжить среди вас. Тысяч десять долларов.
Черт, не продешевила ли? Что-то он слишком довольный. – Хорошо. Твои условия выполнимы.
В горле у меня захрипело, в глазах повлажнело. Рыбьи глаза дал мне попить водички. – Где был разговор, как тебе удалось подслушать? – Где-где… Сидела я в столовой, как уже говорила вам, в подсобном помещении каком-то. После ужина, на котором киношные ребята обсуждали ситуацию и насмехались над заложниками, где-то между 8 и 10 часами – точно не знаю, часов не было, вдруг у окна остановились двое. А окно открыто было, я все хорошо слышала. Выглянуть не решилась, так что их не видела и по виду не узнаю. Они курили и разговаривали. – Я замолчала многозначительно. – Ты уверена, что узнаешь их? – Да, слух у меня хороший. Только хотелось бы обстановку похожую. – он непонимающе уставился на меня. – Ну не под землей, а в доме каком-нибудь – слышите, здесь голоса искажаются? – и я глубокомысленно поакала и поукала, вызывая эхо от стен. – Прислушайтесь – другой тембр!
Что такое тембр, почему он другой – понятия не имела, но нужна была железная аргументация, чтоб заставить их проводить опознание на воздухе, иначе наши меня не отследят и не освободят. Он согласно кивнул и задал ключевой вопрос: – О чем еще они говорили? – Э нет, господин террорист, деньги вперед! чтоб я вспомнила правильно!
Рыбьи глаза кивнул и быстро вышел. А я, как стояла, так и рухнула наземь. Нечеловеческое напряжение, как бы голова не заболела, любимая мигрень подступила к мозгам – впервые за отпуск.
Совсем скоро после того разговора меня вывели и куда-то повели. Конечно, тут же воспользовалась моментом и просигналила нашим. Исподтишка оглядывая все вокруг, пыталась оценить обстановку. Я, конечно, не специалист, и в реальной жизни ни с чем подобным не сталкивалась, зато фильмов всяких и книжек нахваталась досыта, и выводы с их помощью сделать смогла. Неутешительные для себя: это был хорошо укрепленный лагерь боевиков. Все подступы к нему охранялись на многие десятки километров (углядела даже локатор(!), не говоря про антенны, вышки и еще массу непонятного оборудования). Большая часть лагеря была спрятана под землей и в пещерах, повсюду были накинуты и маскировочные сетки. Бородатые страшные воины, встреченные на моем пути, откровенно поедали меня глазами. Я начинала понимать, что вытащить отсюда человека невозможно. О побеге нечего даже и мечтать. Что остается делать нашим, если, допустим, предположить, что они сумели отследить меня и сидят где-то неподалеку сейчас (по-другому я даже и думать не хотела)? А только одно: дождаться главных террористов и уничтожить все тут к чертовой матери ракетными ударами, вместе со мной, конечно.
Расстроенная увиденным и собственным анализом, я, сильно не в духе, неуклюже плелась под охраной, с мукой на лице, изредка поглаживая спину. Не знаю зачем, но решила подчеркивать свой больной позвоночник и ограниченные возможности передвижения. Хотя чувствовала себя уже вполне сносно. – Сигнал! Есть слабый сигнал! – ликование в голосе Олега было неподдельным. Двое суток ни звука не было от нее, и отчаяние подступало все ближе. Нормально, командир правильно говорил, что надо ждать, проявится. Так и случилось. Кирилл приник к окуляру и попытался найти женщину в том волчьем логове. – Нашел! Вон она! – и передал бинокль Олегу. – Повели ее, смотри. – Что-то вид у нее совсем плохой. Пора кончать со всем этим. – Олег внимательно осматривал женщину, пытаясь оценить ее состояние.
Кирилл сосредоточенно наносил какие-то пометки на карту: – Не просто будет ее вытащить. – А когда просто было? Ничего, прорвемся, командир чего-нибудь придумает. – Это да. Голова. – уважительно подтвердил. – Ну что там? – Ввели в вон тот блиндаж. Сигнал от нее есть? – Нет пока. Олеж, я пойду осмотрю подходы. – Давай.
Кустик из колючек колыхнулся, слегка осыпался песок, но и за пять метров не видно было, что это человек переползает открытое пространство, чтобы раствориться в ближайших камнях и скалах. И даже в метре был не заметен оставшийся человек, наблюдающий в антибликовый бинокль за лагерем.