Покорно следуя составленному для нас расписанию, я отбегала, отпрыгала, отплавала, показала новое гимнастическое упражнение, в котором продемонстрировала колесо, кувырок вперед с прыжка, переворот вперёд с разбегу, рандат и даже почти села на шпагат (зря, что ли, грек меня растягивал!), чем ввела в восторг судей, никак от меня этого не ожидавших. Мне даже похлопали.
Вес мой неуклонно приближается к идеалу – уже 66 (!), я чувствую себя молодой, красивой, стройной... и хочется... ну... чего-нибудь этакого, сама не понимаю чего. А, может, понимаю, но стесняюсь признаться. К предстоящему балу отношусь отрицательно – из меня танцор, как из гуся балерина, да к тому же я дикая. Не привыкшая к этикету и приличной жизни. Точнее, я их просто не знаю, не сталкивалась, бедняжка золушка. Слиняю по отработанной схеме.
Ничто не радует. Тоска. Одни иностранцы вокруг, никого родного, русского… У детей сессия заканчивается… Ну чего тебе не живётся, Наталья, так всё хорошо, к чему эти сопли, словно маленькая, ей богу... По-английски уже бегло говоришь, здоровье поправила, похудела, похорошела. Думаешь, детки и муж тебя вспоминают иначе, чем как прислугу? Пусть ещё месяцок поживут одни, больше ценить будут женскую работу по дому (о других чувствах и не мечтаю). Хотя вряд ли. Вот приеду домой – а там полный гадюшник, они, небось, и не подумают пыль вытереть, постирать или, о ужас, полы помыть! Им и в гадюшнике неплохо, и когда стоит дилемма – убраться или жить в грязи – мужчины мои почти всегда выбирают второе. Янка бы, может, и навела порядок, но она выпорхнула, и пусть пока не в своё гнездо, а в общежитское, но уже не с нами. Небось, больше всего мужчины страдают, что некому кушать готовить. Ничего, пусть помучаются, может, оценят, наконец, женский труд по поддержанию быта. А просто меня любить – ха-ха, вышла из возраста. Кому я нужна. Муж, вон, и тот... нет, табу, брейк, не думать! От детей же и не жду никаких чувств, лишь привычных холодных действий. Исчезла на время удобная швабра, ушла в отпуск горничная – это обо мне. К чёрту! Наталья, ты честно исполнила долг, наложенный природой на женщину. Не думай о них – они о тебе наверняка не думают!
Дети любят тебя пока маленькие, чем старше становятся, тем больше отдаляются, сильное прежде чувство сменяется суррогатом из привычки и обязательной благодарности, которой лучше б и не было вовсе. И это не вопль души, а констатация факта – настоящая любовь у них будет к их избранникам и своим уже детям, а любовь к родителям останется на уровне тихого тепла – недаром природа так сделала, в этом что-то есть, какая-то сермяжная истина, и я не обижаюсь на своих детей за возникшее отчуждение, сама со своими родителями поступила аналогично – уехала. Думала, временно на учёбу, а оказалось – навсегда. Для себя вывела закон жизни: я люблю, забочусь, ращу и вытаскиваю своих детей, но от них ничего в ответ не жду, они эту мою любовь и силы, в них вложенные, будут отдавать уже своим детям; и чем больше я им отдам, тем больше они смогут дать своим малышам, так добро на Земле будет продолжать жить.
А чего ж тогда стонешь, почему выворачивает тебя наизнанку? Не потому ли, что теории твои – дурацкие? Не знаю, ничего не знаю... Нет, всё-таки пора менять приоритеты. Отпустить детей – внутри себя отпустить, внешне я и так их никогда не держала. Меньше вспоминать. Уж как стараюсь, укатила в авантюру, ломаю себя физически – и зачем? не для себя, сознайся. Назло и от обиды. То есть опять для них. Свою жизнь строить пора, Наталья. Другой вопрос, что не получается – мозги по-прежнему зациклены на прошлом. И с этим надо что-то делать.
Глава 10
Наступил день бала. Проснулась я несусветно рано – с восходом солнца, что-то меня разбудило – какой-то посторонний звук... Лежала и растекалась ни о чём мыслями.
И вдруг – топот ног, одновременно с разных сторон, даже сверху. И крики. Не успела ничего подумать, как тело само откинулось к стенке, через щель сползло под кровать и затаилось.
Распахнулась дверь. В просветах между бутылками увидела военные кованые ботинки, точно в таких боевики в кино ходят. Двое человек расхаживали по комнате.
Приподнялось свисающее одеяло и прямо в меня впился взгляд чужака. Не заметил, помешала куча из бутылок и фруктов, да и темно под кроватью. Уф, пронесло...
Только они вышли, оставив дверь нараспашку, как я ужом выскользнула из своего убежища и выглянула в окно, осторожно, одним глазком, прикрываясь занавеской. Перед корпусом мельтешили мужики в камуфляже с автоматами, из двери выталкивали растрёпанных жильцов в ночнухах, некоторые успели натянуть халаты. Шум стоял страшный, женщины визжали, мужчины орали. Я взяла пару флаконов с краской и шмякнула об стену и пол, в таком шуме никто не услышит. Образовалось большое маслянистое пятно и куча мелких брызг. Помусолила палец в краске, водрузилась на стул и закрасила объектив – будто брызнуло и туда. Вновь шаги в коридоре, и я снова нырнула под кровать. Замерла, обратилась в мышку.