Никто ничего сделать не мог. Все знают, тронешь Маринку, Грибачёва в больницу с сотрясением мозга отправит. И вдруг появляюсь я, Катрина. И всё, как говорит Юлька, кончается в один момент. Клянусь, ничего не делала, я даже забыла, то есть, и не знала, что Маринка на Юльку постоянно давила.
– И вот в один момент вдруг всё кончается, – рассказывает Юля, – До сих пор не понимаю, что произошло. Ты её даже замечать перестала. И мне почему-то стало спокойно.
Ты не понимаешь, а что тут понимать? Гиена открыто никогда на львицу не нападёт. Только исподтишка укусить может или с большой стаей напасть.
– Это с того момента, когда я учителей начала строить, – выдвигаю понятную ей версию, – Она что-то сразу поняла.
– Наверное…
Забавная она. Вспомнила, как кончился долгий школьный кошмар, и огорчилась. Понятно, что само воспоминание о кошмаре её омрачило, но всё равно смешно. Я хихикаю, Юлька заражается от меня весёлым смехом. Ей и причины знать не надо, хорошее настроение у обеих, какие ещё резоны нужны?
Её оценки, кстати, выглядят красивее, чем у меня. Без троек и пятёрок на одну больше. Только мои отличные оценки больше по тяжёлым предметам, а у неё по лёгким. История, биология, география, но английский тоже в списке. Про физкультуру и музыку и говорить нечего.
Всё рано или поздно заканчивается, вот и мороженое кончилось. Юля грустно смотрит на опустевшую вазочку, – сладкоежка она у меня, – и говорит:
– И не поговорили толком, уже расходиться надо.
– Дурында ты, – я встаю, расплачиваюсь с официанткой, – впереди каникулы, наговоримся всласть. Ты ко мне в гости можешь зайти, я – к тебе.
Мы выходим, поджидаем мальчишек, замечаю, как Юлька стреляет в их сторону глазками.
– Тебе кто больше всех нравится?
Юля, – с удовольствием наблюдаю, как она краснеет, – после паузы признаётся:
– Миша.
– Выбирай второго, остальных я заберу.
– Ну… наверное, Кирилл…
Вот зараза! Самых симпатичных выбрала. Мне оставила того верзилу, как его? А, Егор! И ещё одного молчуна, по имени Сергей.
Мы идём до перекрёстка вместе. На перекрёстке оборачиваюсь.
– Ты и ты, – показываю пальчиком на прошедших Юлькин кастинг парней, – Идёте с ней. Вы, двое – со мной.
Прощаюсь с подозрительно оживившейся подружкой, расходимся в противоположные стороны.
– Идите ближе, – когда идущие по привычке в шагах восьми парни подтягиваются, озадачиваю, – Чего молчите? Давайте, развлекайте меня разговорами.
– К-х-м, эта… – бодро начинает верзила Егор, – а как ты четверть закончила?
– С одной тройкой, – докладываю я, – остальные четвёрки и пятёрки. Пятёрок, конечно, меньше.
– У меня больше… – невпопад отвечает Егор.
– Он имеет в виду, троек больше, – Сергей первый раз что-то говорит. Я даже голос его впервые слышу.
Худо-бедно, парней я разговорила. На остановке замечаю, что они как-то поскучнели.
– А чего скисли?
– Да это… как его… а давай мы тебя до дома?
Сергей взглядом, полным надеждой, поддерживает косноязычного друга.
– За свой счёт! Я вам билеты покупать не буду! – несмотря на мой возмущённый тон, парни обрадованно галдят:
– Ну, это… конечно!
– Не вопрос!
В электробусе народу немного, но мест нет, я тут же занимаю свободный уголок. А удобно с парнями ездить! Самой билет брать не надо, это раз. Да и не платила я. Сунула руку за мелочью, парни небрежно отмахнулись. Потом экранируют меня мощными спинами от всего, чувствую себя, как в танке.
– Докладывайте! Что у нас там с клиентками Грибачёвой? – окидываю царственным взглядом клевретов. Парни переглядываются.
– Смешно как-то всё получается, Дана, – усмехается Сергей.
– Да, вот так… – подтверждает Егор.
– Мы поговорили с четверыми, ещё одну разыскиваем. Все четверо согласились, но тут такое дело… Короче, мы случайно узнали, что Машка забрала своё заявление из полиции. Так что никакого суда не будет.
Задумываюсь, обсчитываю варианты. Машка может попытаться меня подловить, но тут я знаю, что делать. Если захочет ещё, то я только с радостью. Мужская часть её банды меня не тронет, зашквар.
– А их заявления в работе? У полиции? Машку ведь сейчас бери голыми руками.
– Этого мы не знаем. Пострадавшие тоже не понимают, им не говорили, что дело прекращено или что-то такое. Но и шевелений никаких нет.