– Парни, кто-нибудь в этом что-то понимает? – понимающим выступает Миша. Юля, водящая Жози с гордым Егором, тут начинает посматривать на меня с подозрением.
Миша управляется с заряжанием, объясняет премудрости про экспозицию и выдержку, настраивает все эти штуки по погоде.
– Яркое солнце, безоблачный день – ставим выдержку и диафрагму по минимуму, согласно чувствительности плёнки.
Предварительно мне приходится сходить за руководством. Никто не помнил наизусть таблицы соответствия требуемых установок чувствительности плёнки. В итоге разобрались, установили и полчаса развлекаемся фотографированием друг друга.
– Всё, хватит! Уже полплёнки на всякую фигню истратили, – отбираю у мальчишек аппарат, невзирая на дующую губки Юлю, готовую израсходовать все мои фоторесурсы на романтические композиции с Мишей.
У меня дела. Снаряжаю экспедицию в прилежащие окрестности в составе себя, Юли и Миши. Отдаю распоряжения уже на Жози, явно обрадованной смене всадника.
– Вам два часа на конные развлечения. Потом до ужина свободное время. После ужина в смокингах и вечерних платьях танцы.
Мы уходим бодрым конным шагом. Скакать пока опасаемся, Миша пусть и на спокойном мерине пока не полноправный всадник. Как только въезжаем в лес, беру фотоаппарат наперевес.
– Если будешь снимать в лесу, увеличь выдержку в два раза, в сильной тени – в четыре.
Спасибо! Главное, что вовремя! Вперёд! Снимаю всё, берёзки, вязы, осины, какие-то неопознанные кусты. Проскакав четверть часа, находим симпатичную полянку, где я зависаю надолго.
Всем было хорошо. Лошадки травку щипали, романтичная парочка безмятежно ворковала, я оползала всю полянку, отсняв все виды травинок и появившихся букашек. Один раз отвлекала Мишу. Кольца помог поставить для макросъёмки. Иначе мелочь не отснимешь. Заодно велел приглядывать за выдержкой. «Локальные тени учитывай», – так он сказал.
Возвращаемся через три часа.
– Вся в траве извозилась, – критически гнёт губки Юля. Оглядываю себя. Да, на коленках зелёные пятна от травы. Учтём на будущее: мне нужны зелёные штаны для таких прогулок.
После ужина девчонки расфуфырились, я не отстаю. Зря что ли с мачехой лавки трясли и с причёсками мудрили. Пришлось потрудиться, нас меньше мальчишек, отдыхать нам не давали. Кроме Юльки, та отдыхала на Мише в положении виса. Надо бы с ней профилактическую беседу провести о вреде безудержного секса в столь юном возрасте.
А вот с фейерверками мы обломились. Хозяева запретили. Во-первых, лошади пугаются. А в поле тоже нельзя, сухих листьев и веток полно. Реальная опасность лесного пожара.
В конце дня выяснилось, что Пистимеев на лошади не катался. Боится он их. И уже засыпая, задумываю хитрый и подлый план.
14 апреля, воскресенье, время 09:30.
Загородная усадьба Франзони.
– Слева, слева заноси! Юля, держи коня! – азартно кричу парням.
Парни вчетвером крепко зажали Пистимеева по рукам и ногам и прилаживают на мерина. Сашок отчаянно вопит, пугая неповинное животное. Его успокаивает хихикающая Юля.
Десять минут сверхусилий и Сашок в полуобморочном состоянии на коне. Если бы не могучий Егор, мы бы не справились. Я фотографирую исторический момент.
– Саша, улыбочку! Так, Саша, давай мне бравую и героическую улыбку! А не вот этот жалкий оскал дезертира! Ты гений или тебя табуреткой ударили?
Двое поддерживают с боков, чтобы не сполз, Юля под уздцы. Я щёлкаю затвором, выбрав момент с самым затравленным и жалким выражением лица. Истории нужны факты, а не всякие там мифы.
– Прогулка полчаса! – объявляю своё повеление. Эх, надо было сейчас снять! Такое выражение ужаса пропало зря.
Покорился он всё-таки неизбежному. Сидел тихо, вцепившись в седло, пока его мерина водили по кругу. Я в это время перебрасываюсь мячом с Алёной, нам тренироваться надо постоянно. Мальчишки кое-чему нас научили.
Перед обедом я безжалостно сдаю Пистимеева публике. Всё про него рассказываю. Надо отдатьдолжное, он вольно или невольно здорово мне подыгрывает.
– Друзья, я такого никогда не видела, – рассказываю внимательной и хихикающей публике, – В комнате Сашка самой главной мебелью было три кучи. Куча компьютерных деталей, куча грязной одежды и куча мусора, всяких упаковок от печенья, кукурузных хлопьев и прочих вредных вкусностей. Я с трудом обнаружила под этими кучами кусочек тахты, на который смогла присесть с краю.
– Враньё! – заявляет мрачный Пистимеев, – Прекрасно тахта была заметна.
Народ выпадает в осадок, я продолжаю:
– Терпение у нас с Серёжей кончилось, когда я увидела, как он есть пирог руками. Руками отломил, руками ел. Я потом поняла, почему он так делал. Чистых ножей в доме не обнаружилось. И чистых тарелок. Поэтому он ел с газетки…