Поддалась после этого аргумента Ангелина Петровна. Душка. Мне даже не интересно стало. Ничего, впереди много вредных и противных, есть, где разгуляться.
— Эльвира!!! — ору с порога, как только захожу в квартиру.
— Что случилось? — выскакивает из своей комнаты мачеха. По-английски спрашивает, понимаю её, больше ориентируясь на интонацию.
— Две пятёрки за день, — я приплясываю, — с боем выбила, с кровью, решительным штурмом.
— Ту экселент грейдс? — недоверчиво переспрашивает мачеха.
— Математика энд инглиш! — восторженно ору я и кидаюсь ей на шею. Дана с фырканьем бросается в свою каморку. Делаю паузу, чтобы выволочь её оттуда, и целую мачеху. Дана замученно стонет, я хихикаю. И внутренне и внешне.
На кураже тут же устраиваю половецкие пляски и вовлекаю в это дело мачеху. Мы же хотели заняться аэробикой? А к вечеру Эльвира с моей помощью сочиняет пирог с мясом и капустой. Дожидаемся папахена и приступаем к торжественному поеданию.
Папахен доволен, как обожравшийся бананов слон. На работе у него давно всё в порядке, карьеру сделал всем на зависть. Жена — красотка нереальная. Один у него был источник неприятностей — я. То есть, Дана. Тоже красотка, но нервы ему жгла килограммами. И вот свершилось! Источник неприятностей превращается в фонтан приятностей.
Немного посидев с ними на диванчике, насладившись безнадёжно тоскливым скулёжом непримиримой Даны, отправляюсь делать домашку. Садисткое наслаждение испытываю, заставляя Дану наблюдать, как я нежничаю с мачехой. После таких сеансов чувствую себя, как после обработки мастером массажа. С втиранием масел и прочих удовольствий. Как же мне нравится этот мир!
Шлёп!!! На резкий звук с размаху упавшего на стол классного журнала среагировали все. Два учителя мужского пола просто подняли голову, остальные вздрогнули. Плюсом к тому же движению.
— Это невыносимо! — заявляет в пространство тётка в летах, — Сколько лет работаю, первый раз такую нахалку вижу! Ангелина Петровна! Ваш кадр!
— Что случилось, Татьяна Сергеевна? — Англичанка смотрит обеспокоенно.
— Эта ваша Молчанова!
— Говорите яснее, Татьяна Сергеевна, — строго призывает к порядку завуч, Лидия Михайловна.
— Чёрт знает, что такое, — убавляет количество децибелов Татьяна Сергеевна, — Вызываю к доске, она отвечает, я ставлю ей четвёрку. И вдруг эта двоечница начинает качать права!
Учителя слушают внимательно, математик с видимым сочувствием, англичанка слегка улыбается с облегчением.
— Давайте разберёмся по существу, а потом рассмотрим поведение Молчановой, — распоряжается завуч, — Что вы ей поставили в итоге?
Краткий разбор выясняет следующее: замечаний по ответу не было, наглая школьница вынудила русачку поставить пять.
— Ответ был на «отлично»? — допытывается завуч, англичанка уже не скрывает улыбки.
— Русский язык на «отлично» даже я не знаю, — бурчит свой любимый тезис русачка.
— Так вы и не в аттестат ей оценку ставите, — вступает в беседу англичанка.
— Именно, — соглашается завуч, — Говорите по существу, Татьяна Сергеевна. Если вы всё-таки поставили пять, значит, ученица дала вам полный и безошибочный ответ. Так?
— Она не имеет права выкручивать мне руки! — выпаливает русачка.
— Никто такого права не имеет…
— На произвол тоже никто права не имеет, — позволяет себе перебить завуча англичанка, — А вы, Татьяна Сергеевна, допустили именно его. Безосновательно занизили ученице оценку. Предлагаю педсовет на эту тему провести, Лидия Михайловна.
— На какую тему? — завуч смотрит озадаченно.
— На тему справедливых оценок. Наверняка не с одной Молчановой такое происходит, только она одна набралась храбрости спорить.
— Наглости она набралась, — бурчит русачка. Завуч глядит на неё каким-то прицельным взглядом.
— А ведь у нас уже был разговор на эту тему, Татьяна Сергеевна, — вкрадчиво говорит она, — Вы понимаете, что сами себя выдали? Раньше вы всегда говорили, что всегда ставите оценки по справедливости, а сейчас фактически сами признаёте, что вас поймали с поличным.
— Кто поймал? — теряется русачка.
— Молчанова. Вы хотели ей влепить четыре, она вас заставила поставить пять. Так ведь было дело? — русачка мрачно молчит, — Ангелина Петровна права, вы позволили себе произвол. Я же давала вам регламентные документы о том, как следует оценивать работу учащихся.
— Выходит, я же ещё во всём виновата, — горестно причитает Татьяна Сергеевна.
— А что, Молчанова кричала, ругалась, плевалась, топала ногами? — любопытствует англичанка, — Нет? И что тогда получается? Вы возмущены тем, что Молчанова вежливо остановила ваш незаконный волюнтаризм?