Катрина снова затыкает паникующую хозяйку и решает попить чайку. Неуверенно ставит чайник, принюхивается к заварке и решает израсходовать свежую порцию чая.
Через десять минут рыжая и рослая девочка-подросток пьёт чай, лениво грызя печенье. Катрина продолжает вбирать информацию целыми пластами. Направление мыслей резко меняется от звука открывшейся двери в мамину спальню и приближающихся шагов. Материн ухарь соизволяет освежиться.
— Ха, Даночка! Решила чайку попить? — мужчина после санузла входит на кухню. Хоть трикотажные штаны надел и то хорошо. Внутренне Катрина морщится, голый и слегка потный мужской торс её не вдохновляет. Хотя надо признать, выглядит неплохо, не записной атлет, но пузо не свисает и мышечные объёмы в нужных местах в наличии. Из-под штанов тянется к пупку развратная курчавая дорожка, на груди тоже наблюдаются заросли. Молодой мужик жгучего цыганистого вида, такие часто нравятся женщинам.
М-да, и женщины им нравятся. Оценивающий взгляд по ногам, — что там можно увидеть в джинсах, ну, длинные, ну и что? — задержка на груди… Катрина слегка напрягается. Мужские мысли предсказать несложно, нагляделась на такое со всех сторон.
— Я тоже попью, — мужчина, — кажется, его Роман зовут, но Катрина не собирается засорять память ненужными именами, — тоже наливает себе чай. Сначала полстакана свежей заварки, всю до капли выжал, скотина!
— Мамочка твоя та ещё штучка, — довольно ржанул мужчина, — Ты тоже такая?
Он наклоняется в её сторону, но дотянуться, чтобы похлопать по колену или руке, проблематично. Кухонная мебель мешает, а руки Катрина заблаговременно со стола убрала. Мужик не смущается.
— Я к тебе загляну через полчасика, — в голосе почти нет вопроса. Если Катрина понимает ситуацию правильно, то сейчас он должен встать и уйти, не давая ей времени ни на согласие, ни на отказ. А отсутствие ответа охотно истолкует в свою пользу. Так что пора контратаковать!
— Сначала у Викенть Валерича разрешение спросите, — равнодушно роняет девочка, даже не глядя в сторону встающего мужчины.
— Какой такой Викентий Валерьевич? Папаша твой? — пренебрежительно кривится мужчина, — У нас возраст согласия с четырнадцати лет. А уговаривать я умею, ха-ха-ха!
— Отца моего не так зовут, — с прежним равнодушием информирует Катрина, — Это мой лечащий врач из вендиспансера. Он строго-настрого запретил мне любые сексуальные контакты вплоть до поцелуев. Так что если у вас получится меня уговорить, в чём я сильно сомневаюсь, мне придётся поутру за руку тащить вас к венерологу. Не пойдёте сами, полиция приведёт. Она, кстати, быстро выяснит, что четырнадцати лет мне ещё нет. Так что сразу вас и закроют. А там, привет, петушиный угол в камере!
То, что она брезгливо уклонилась пару часов назад от поцелуев пьяной матушки, неожиданно влетает в масть. А теперь попробуй что-нибудь сделать, придурок! Ни один мало-мальски вменяемый мужчина теперь и мысли не допустит клинья подбивать. Эта карта не бьётся! Только съехавший с катушек наркоман может не обратить внимания на такую угрозу. Но нарики (интересная у этой Даны лексика) за другим гоняются, для них женские прелести никак не на первом месте. Не поверит вранью? Не имеет значения! Хватит и сомнений, на такие риски никто не согласится. А в довесок обвинение в педофилии с изнасилованием, и это уже гарантированно.
Катрине далеко до патриарха, но кое-что и она может. Отчётливо понимает мыслишки озабоченного павиана.
— Не надо включать фантазию! — предостерегает она, — Сексуальный контакт в ЛЮБОЙ форме и общение с полицией и вендиспансером вам обеспечено.
— Е…ть, ты шалава! — и мужчина с достоинством удаляется, как только подобрал отвисшую челюсть.
Угроза миновала? Процентов на девяносто. Есть вероятность, что накачается алкоголем и забудет. Алкоголем? Девочка роется в буфете, где-то здесь была аптечка. Нет, идея не проходит. Нет ни снотворного, ни слабительного.
Сваливать надо обратно, к папашке. Вот только ночь на дворе. Опыт проживания в разных городах, сельской местности, горах однозначно говорит одно: ночное время для людей везде и всегда более опасно, чем дневное. Так что Катрине не надо копаться в памяти Даны, чтобы сначала поставить под сомнение, а затем полностью отвергнуть идею немедленно покинуть слишком гостеприимное жилище матери.