л двигатель «Форда», открыл дверцу. Некоторое время сидел, дымя сигаретой и прислушиваясь. На улицах было пусто. Двери магазинов открыты настежь, машины аккуратно стоят у обочин. Кое-где витринные стекла были выбиты; на западе что-то догорало - к чистой голубизне утреннего неба поднималась жиденькая ленивая струйка дыма, но в целом Олд Хилл выглядел как обычно. Если бы не полная, оглушающая тишина, можно было подумать, что городок просто досматривает утренние сны и вот-вот откроются двери домов, проедет по улицам молочник, звякая бидонами, школьный автобус просигналит на перекрестке, а городские кумушки в цветастых сарафанах побегут к зеленщику (как всегда, не столько за свежими овощами, сколько за свежими сплетнями). Но улицы по-прежнему были пусты. Покачивались на кронштейнах обесточенные светофоры, поскрипывали открытые ставни, шуршали по асфальту гонимые теплым ветром пластиковые стаканчики. Где-то одиноко попискивал будильник, но никто не шлепал его по «шляпке», дабы утихомирить и, выругавшись спросонок, отправится на работу. Алекс вышел из машины, захлопнул дверцу, растоптал окурок и потянул за ручку двери полицейского участка. Дверь с натужным скрипом отворилась, пропуская его в полутемный холл, где пустые кресла стояли у столов, уже успевших покрыться тонким слоем пыли, а за стойкой администратора тускло сверкали новенькие телефонные аппараты. Жалюзи были опущены и в холле царил полумрак, но он так и не решился их поднять. Это место было похоже на огромный склеп, чьи беспокойные обитатели покинули его, чтобы бродить по ночным улицам и, гремя цепями, проклинать живых. На одном из столов стояла полупустая бутылка бренди; рядом с ней на кипе бумаг лежал большой шестизарядный револьвер. Алекс взял его, откинул барабан и заглянул внутрь - шесть капсюлей подмигнули ему холодной латунью. Он сунул револьвер за пояс и отправился дальше. У лестницы ведущей на второй этаж, прямо напротив кофейного автомата, лицом вниз лежал человек в полицейской форме. Прошлый раз Алекс застал его еще живым; тот сидел в кресле за стойкой, что-то быстро писал на обрывке тетрадного листа, ел пончик и плакал. На Алекса он не обратил ни малейшего внимания, а тот не счел нужным отвлекать офицера от его занятия. Теперь же он валялся здесь, уткнувшись в потертый линолеум, и от него уже начинало заметно пованивать. Крови на полу не было; очевидно, это был яд либо барбитураты. Алексу вдруг захотелось пройтись по коридорам и поискать других людей - хоть кого-нибудь - но он быстро отогнал эту мысль. Слишком тихо тут было; слишком много темноты и теней скрывалось за углами и дверями пустых кабинетов. Поэтому он просто поднялся на второй этаж, где находилось то, что было ему нужно: мощная армейская радиостанция работающая от аккумулятора. Минут пятнадцать он вращал верньеры, слушая эфир. На коротких и средних волнах не было ничего, кроме статики; на длинных работало всего две станции: автоматический передатчик, сыплющий судорожной морзянкой и какой-то полусумасшедший ди-джей, который то распевал псалмы, то заходясь истерическим смехом рассказывал, что «...Детройт сгорел, ну, чисто яблочный пирог; ничегошеньки не осталось, одна яма, и куча пепла, вот вам крест!» Алекс немного послушал, после чего переключил станцию в режим передачи и, перейдя на армейский диапазон, связался с базой на Блэк-Айленд, в ста километрах севернее. Хэт ответил почти сразу. Судя по голосу, он беспробудно пил, не просыхая уже несколько суток, однако оказался, как ни странно, вменяемым. Он рассказал, что пять дней назад сейсмограф зарегистрировал два последних взрыва - где-то в Восточном полушарии, а позавчера замолчала последняя военная радиостанция. - Европы и Азии больше нет, Алекс, - голос Хэта был пьяным и смертельно усталым. Австралия тоже не отзывается, а Штаты молчат уже давно. Я собрал все данные со спутников, что у меня были, и засунул их в тутошний компьютер. Если эта машинка не ошибается - а у меня нет повода сомневаться в японских микрочипах - через месяц на нашем шарике останутся только крысы и кузнечики. Всего с обеих сторон было выпущено около пяти тысяч ракет; восемьдесят процентов из которых прошли прямо сквозь «самые лучшие в мире системы ПРО». Теперь все это дело в верхних слоях атмосферы и медленно оседает. Не останется ни одного «чистого» островка, мать его. Он замолчал. Алекс не произнес ни слова, дрожащими пальцами разминая сигарету. Хэт чем-то звякнул, вздохнул, тихо выругался и спросил: - Твои.. Они все еще ничего не знают? - Нет. Ничего. - Повезло.. - Хэт пьяно хихикнул. - Прозевать конец света в загородном отпуске - мечта!.. Я им завидую, честное слово. - Хэт.. - Алекс, комедия кончилась. Сегодня тут, на островах, фон поднялся в сто раз выше нормы. До вас уже должно было дойти. Ветра задержат облака на севере, но ненадолго. Если ехать на юг, то отсрочишь неизбежное, максимум, на две недели. Но ехать придется через районы, где дозы много выше смертельных, а самолеты сейчас не летают.. Алекс? - Я здесь. - Что ты будешь делать? - А ты? - Ну.. У меня здесь жратвы на месяц, выпивки лет на сто и аптечка набитая морфином. Когда станет совсем плохо, то.. Не хочу подыхать в собственной блевотине. Хотя я и не думаю, что у меня будет много времени. Так что я думаю, этот сеанс связи у нас последний. Только прошу - не надо слез и соплей. У меня от мыльных опер всегда начинались колики. - Хэт.. - Ради бога, не начинай. - Хэт.. Спасибо. - Да пожалуйста. Они попрощались и Хэт отключился. Алекс выключил радиостанцию, и некоторое время просто сидел в тишине, слушая как ветер гонит по мостовой первую опавшую листву. ..Он вышел из машины, и некоторое время наблюдал за Анной, сидящей на веранде в плетеном кресле его отца. На жене была голубая пляжная шляпка и темные очки; она пила кофе, рассеяно барабаня пальцами по крышке стоявшей на столе старенькой радиолы и время от времени поглядывая на Майка, не оставлявшего тщетные попытки управится с доской для серфинга. Чувствуя, как внутри что-то невидимое, но очень большое наливается свинцовой тяжестью, Алекс медленно побрел по дорожке к дому. Под ноги ему попался мягкий беловато-серый комочек, и он опустил глаза. Мертвая чайка. Еще одна лежала на прибрежных камнях; ласковый ветер топорщил перья на птичьем трупике как струны самой странной в мире гитары. Она встала, на секунду оказавшись точно в солнечном луче, бьющем через прореху в крыше. Алекса поразила ее бледная хрупкость; она была похожа на журавля из белой бумаги, сделанного кем-то на счастье и случайно занесенного ветром на веранду. - Ты быстро, - она очаровательно улыбнулась и сняла шляпку, растрепав светлые волосы. - И успел как раз к омарам. Только наслаждаться ими будешь в гордом одиночестве и злорадствуя - Майк и Лиз умудрились съесть какую-то несвежую дрянь и теперь бегают от пляжа к кустам. Роберта тоже тошнило, но я дала ему «Пепто-Бисмол» и у него все прошло. - Где он? - Спит в доме. Не похоже на него, ага? Надо будет сегодня вечером перетряхнуть продукты и выбросить из него все, что хоть чуток просрочено. В этих городишках ни в одном магазине нет нормального холодильника.. Эй, ты чего? Он крепко поцеловал ее в губы и обнял. Она шутливо отстранилась, хитро прищурившись. - Рядовой Смит переходит в решительное наступление? Тогда лучше перенести плацдарм в дом.. - Чуть позже. - Он улыбнулся, чувствуя, что улыбка отняла последние остатки сил. В голове оглушительно стучала кровь. Ярость, недоумение, страх, разрывающая душу боль. Боль необходимости. - Я на минутку поднимусь наверх, а ты пока собери всех в гостиной. У меня есть важная новость. - Новость? - она недоверчиво подняла бровь. - Скорее, сюрприз. - Ох, Алекс.. Вечно ты что-то выдумываешь. За это, в общем-то, тебя и люблю. Ну хорошо, сейчас. - Она заговорщицки подмигнула ему. - Я надеюсь, это будет действительно интересный сюрприз. ..Он сел за стол, достал из-за пазухи револьвер и положил его на потертую столешницу. Посмотрел на фотографию в простой пластиковой рамке: он с женой и детьми в городском парке. Солнечный полдень, горящие осенним багрянцем клены, Лиз с ворохом опавших листьев в руках. Анна держит на руках Роберта, Майк в легкой курточке машет рукой в камеру. Осколок мира, который для него исчез так же тихо и незаметно, как сводка вчерашних новостей. За окнами сияло солнце; прибой глухо бил в прибрежные скалы. Тикали на полке часы, мягко перелистывая странички уходящих секунд. Этажом ниже радиола тихо напевала голосом Пегги Ли: