– Одна машина, трое взрослых. Сегодня туда и через две недели обратно.
Я улыбнулась билетеру и попыталась загородить собой кассу от отца, стоявшего за мной. Это ни к чему не привело. Ответ раздался через микрофон:
– Сто четырнадцать евро.
– Сколько? А если без машины? – протиснулся вперед отец.
– Пятнадцать евро с человека.
– И только за то, что мы сидим в машине, на которой на этом островке даже не везде можно ездить, вы дерете такие деньги? Это грабеж!
– Вы можете оставить машину на стоянке, так делает большинство пассажиров.
– Именно это я и говорил, Кристина. Понимаете, просто у моей дочери куча багажа, и она не хочет его нести. А я приехал с Зюльта, и там устроено так, что…
– Хайнц, пойдем. – Доротея взяла отца под руку и повела к выходу. – Давай выйдем на солнце.
Я посмотрела им вслед и снова перевела взгляд на кассира. За мной тем временем образовалась очередь из восьми человек.
– Одна машина, трое взрослых, сегодня туда, через четырнадцать дней обратно.
– Ваш отец?
Взгляд его был полон сочувствия, когда он протягивал мне в окошко билеты до Нордерней и чек. Я кивнула.
– И все же желаю вам приятно провести время на острове.
У меня было такое чувство, что я должна с ним объясниться, только не знала, с чего начать.
– Спасибо, все будет плохо. То есть я имею в виду – все будет отлично, только…
Но кассир уже обслуживал следующего, и я пошла назад, к нашей машине и своему папе.
Большинство транспортных средств, стоявших в очереди на погрузку, были микроавтобусами, машинами доставки или с аурихскими номерами, то есть местными. Хайнц уселся на свое место, обойдя очередь.
– Неудивительно, при их ценах нужно быть сумасшедшим, чтобы брать с собой машину. Теперь все думают, что мы считаем себя лучше других. Стыдно.
– Папа, перестань, я больше не могу это слышать, твой дурацкий чемодан стоил мне стольких нервов, что я больше не хочу тащить его на себе.
Папа встревоженно посмотрел на меня:
– Ты очень нервная. Тебе действительно нужен отпуск, ты раздражаешься от каждой мелочи. Но погоди, через две недели станешь совсем другим человеком.
Я опустила голову на руль и прикрыла глаза.
У нас было одно большое преимущество: решив взять с собой машину, мы избежали очереди на паром. Поэтому первыми поднялись в салон, в котором располагался ресторан. Мы уже сидели за столиком у окошка, а пассажиры еще штурмовали трап. Они волокли за собой тележки или тащили на спинах рюкзаки, нетерпеливо напирали друг на друга и толкались.
Доротея наблюдала за происходящим.
– Боже мой, это никогда не кончится. Что им всем нужно на Нордернее?
– Мы тоже туда едем, – тут же откликнулся папа. – Вы заметили? Большинство этих людей старше вас лет на двадцать и сами несут свой багаж.
– У них чемоданы на колесиках, Хайнц, чего не скажешь о господине с больным бедром за нашим столом.
Хайнц обиженно схватил меню.
– Не знаю, что вы привязались к моему чемодану, – буркнул он, листая страницы. – Колбаски, отлично. На паромах я всегда ем колбаски. Они почему-то оказываются очень кстати.
Я взяла у него меню.
– Мне показалось, ты боишься испорченного мяса.
Хайнц вскинул на меня глаза:
– Но не в колбасках же. Я в это не верю. К тому же я вовсе не боюсь. Так классно даже моя мама не готовила.
Он с интересом огляделся.
– Красивый корабль. И здесь очень чисто. И он больше, чем я думал. Похож на настоящий паром.
– Папа, это настоящий паром.
– На линии Рёмё – Зюльт он больше.
– Ерунда.
Папа начал вставать, но Доротея его удержала. Она уже несколько минут боролась с судорожным смехом.
– Сядь, куда ты рвешься?
– Пойду на мостик и спрошу у капитана. А что это за дурацкий смех?
Доротея попыталась ответить:
– Это… из-за… твоей мамы…
Она захохотала во все горло. И заразила меня.
Папа не понял.
– Ты же не знала мою маму.
Его прервал официант, возникший у нашего столика.
– Что вы желаете?
– Вы знаете габариты судна?
Официант был вьетнамцем. Он дружелюбно посмотрел на нас.
– Только пожелания еды и напитков.
– Хорошо. Тогда я желаю колбаски и кока-колу. А если вы возьмете себя в руки и выберете еду, молодой человек сумеет обслужить еще кого-нибудь.
Я уже снова обрела серьезность.
– С каких пор ты пьешь кока-колу?
– Всегда. Твоя мать думает, что от нее толстеют, и поэтому ее не покупает.
– Когда я была ребенком, ты мне запрещал пить колу.
– Чушь, ее тогда вообще не было.
Доротея все еще не могла справиться со смехом.
– Хайнц, коле больше лет, чем Кристине.
– В самом деле? Значит, она ей тогда не нравилась. Деточка, попробуй сейчас.