– Примерно два с половиной часа.
– Так долго? Силы небесные! Это не пойдет на пользу моему бедру. Мне нужно будет размять ноги.
Он склонился вперед, чтобы лучше видеть радиоприемник.
– Что это за программа?
Звучала старая композиция «Флитвуд Мэк».
– Эта варварская музыка сводит меня с ума. Где тут НДР-один?
Не спрашивая, он ткнул пальцем в радиоприемник. Я заподозрила худшее. И оно произошло: «Сядь в лодку грёз сегодня ночью, Анна-Лена» на полную громкость.
– Ну, попал просто пальцем в небо.
Папа подтолкнул Доротею в бок и в упоении стал подпевать. Доротея с ужасом посмотрела на меня в зеркало заднего вида:
– Что это?
– В лодку грёз сегодня ночью, ла-ла-ла… Это Коста Кордалис. Красивая песня. И так подходит к случаю. Хоть мы поплывем и не ночью. А паром вовсе не лодка грёз. Ну, Кристина, это хотя бы похоже на музыку, верно?
Он затряс коленями, а я прижалась головой к оконному стеклу и закрыла глаза.
Примерно через час, почти в обморочном состоянии от текстов песен вроде «я больше ни за что не буду браться в воскресенье», «золотые медали для твоей суперталии» или «позвени мне ресницами» Доротея с каменной спиной въехала на стоянку зоны отдыха. Припарковалась перед бензоколонкой и заглушила мотор. Тишина. Радио отключилось, и мы слушали только Хайнца, с закрытыми глазами самозабвенно допевавшего строчку. Мы с Доротеей переглянулись и молча уставились на него. Папа открыл глаза и улыбнулся:
– Это Рената Керн. Безумная женщина. Не такая уж красавица, но очень стильная. Классные пела шлягеры. Когда-то.
Он отстегнул ремень и открыл дверь.
– Ну, девушки, давайте мужчина вас заправит, посидите пока в салоне, а потом мы с вами выпьем по чашечке кофе. Только, чур, не уезжать.
Он вышел из машины и захлопнул за собой дверь.
Доротея повернулась ко мне.
– Ты должна была меня предупредить. Я бы сняла радиопанель. Он же знает все тексты наизусть. С каких пор твой отец заделался королем шлягеров?
– Ох, сколько себя помню.
Я не стала ей говорить, что и сама знаю все эти тексты наизусть. Монику Моррелл, Берндта Клувера – я знаю все. В такие значимые для ребенка годы, с десяти до шестнадцати, я каждое воскресенье записывала немецкий хит-парад на катушечный магнитофон «Грюндиг». Мои родители любили устраивать праздники, по малейшему поводу комод в столовой превращался в буфет, ковры сворачивались, люстры подвязывались. Пили клубничный боуль и пиво, ели салат с макаронами и зеленым горошком и танцевали. Ночи напролет. Бобина игралась шестьдесят минут, нужно было иметь хотя бы пять разных бобин. За это отвечала я. В те годы я хотя бы по разу записала каждый немецкий шлягер. От Ренаты и Вернера Ляйсман, Кристиана Андерса и Дорте Колло до таких экзотов, как Андреа Андергаст или «Хоффманн и Хоффманн». Важно было записать все так, чтобы каждый раз песни звучали в другом порядке, к тому же вовремя, то есть до сообщений о дорожном движении, нажать на паузу. За эти шесть лет я добилась виртуозной техники. Мои «склейки» были превосходны. Уровень громкости, паузы, переход – все на высшем уровне. У нас имелась одна-единственная запись, которую делала моя сестра. Я уехала с классом на экскурсию, и ей пришлось два воскресенья записывать бобины вместо меня. На вечеринке, поводом к которой послужил новый мамин велосипед, отец впервые заметил, что на «НДР-2» новости передают каждые полчаса. Никому из гостей эти паузы в танцах не помешали, правда, выпили слишком много. И на дорогах в те выходные было спокойно.
Несколько лет назад отец решил разобрать эти записи. А потом позвонил мне, чтобы рассказать, как это занятно – еще раз услышать новости того времени, и как жаль, что меня тогда интересовала только музыка.
– Кристина, что ты там мурлычешь?
Голос Доротеи вывел меня из размышлений. «Ты прости, тебя я знаю» Петера Корнелиуса – я встряхнулась, пытаясь отвязаться от этой мелодии.
– Ничего, а где же король шлягеров?
Петер продолжал звучать во мне и сошел на нет лишь с появлением Хайнца, который, усаживаясь на переднее сиденье, насвистывал «Обычное воскресенье».
– Итак, дамы, машина заправлена, счет оплачен. А теперь мне нужно поесть.
Отец направил Доротею на парковку перед площадкой для отдыха. Выйдя из машины, он внимательно посмотрел на меня:
– Что с тобой? Ты такая бледная.
В моей голове бушевали демоны, роились давно забытые имена и тексты, хит-парады, пластинки, магнитофоны «Грюндиг», я смогла бы подпеть всем песням Говарда Карпендейла, а я-то полагала, что все это в прошлом. Принцесса шлягеров.
– Папа, давай теперь послушаем другую музыку. Или вообще никакую. Только не эти дурацкие шлягеры.