Произнеся это, он стал пристально всматриваться в глаза сына, как бы отсчитывая время его реакции на шутку.
— Па-па! Дурацкие твои шуточки.
Олег изменился в лице через секунду-другую и, обиженный, демонстративно отвернулся и уставился в темноту за окном.
Юра и Настя, а также водитель такси, который тоже всё слышал, громко рассмеялись.
* * *
Чемоданы уже сданы, и граница пройдена. В дьютике они купили сладости для Олега, кое-какую косметику и бутылочку коньяка для себя. Сели в кафешке, решив скоротать время до вылета. Еда была так себе. Олег даже не доел запеканку.
— Ну что, за отдых выпили, давай теперь за удачный полёт, — предложил Юра, подняв стаканчик с остатками коньяка.
— Давай!
Вдруг Настю кто-то толкнул сзади, бумажный стаканчик выпал из её руки, а коньяк пролился на пол.
— Ой, извините, пожалуйста, — поспешила сказать пожилая женщина, толкнувшая Настю. — Мне дико неудобно. Простите ещё раз.
Минутой назад эта подтянутая с уложенными седыми волосами женщина пробиралась сквозь столики, ища свободный. За собой она катила чемодан с ручной кладью. На согнутой в локте своей другой руке она держала сумочку. Неожиданно женщина развернулась, боковым зрением увидев, как кто-то встаёт из-за стола, и своей сумкой ненароком задела Настину руку. Один миг — и стаканчик выпал. Тост Юры не удался. Обидно. И даже не в коньяке дело.
— Ничего страшного, — тактично ответила Настя, явно раздосадованная.
Она опустила вниз глаза, чтобы случайно не обидеть женщину. В конце концов, со всеми такое бывает. Ведь она же не нарочно, в самом деле.
А вот Юра не стал отворачиваться — недовольным молчаливым взглядом он окинул незнакомку сверху вниз.
На миг их взгляды встретились — этой пожилой женщины и Юры.
— Извините, — теперь уже женщина неохотно бросила и ему.
Юре почему-то стало не по себе. Гул вокруг, все эти разговоры соседей, лёгкая музыка за барной стойкой, объявления по громкоговорителю стали слышаться, как если бы он был под водой: приглушённо, с каким-то эхом. Картинка перед глазами потускнела и помутнела, потеряла чёткость, стала бесцветной и медленно поплыла по кругу. Недвижимыми оставались лишь эти глаза напротив, горящие как два небольших светодиода в самом центре круга. Непонятное и неприятное чувство охватило Юру. Дыхание как будто остановилось. Где-то он уже сталкивался с таким взглядом, но где, хоть убей, никак не мог вспомнить. Потом глаза так же быстро исчезли, словно потухли светодиоды. С ними не стало и этой женщины. Вероятно, она не захотела больше здесь оставаться и ушла искать другое место.
— Юра, Юра, что с тобой? Очнись!
— Папа, папа.
Испуганные Настя и Олег трясли его уже с полминуты за обе руки.
— А? Что? — Юра пришёл в себя. — Что, пора на посадку? — Он поставил на стол так и недопитый им стакан.
— Юра, ты что так задумался? Мы еле тебя растолкали.
— Да?.. О! Слышите? Объявляют нашу посадку. Всё, вставайте! Олег, бери сумку! Настя, пошли!
* * *
Полёт продолжался уже часа три как. Там, внизу, под брюхом боинга лежало необъятное море. Яркое солнце пробивалось из-под закрытой наполовину шторки иллюминатора и отражалось от поверхности воды. Турция уже позади. Ну вот, скоро и Кипр. В экономклассе кормили неплохо, но было как-то сухо и чертовски не хватало воды. Они хотели купить бутылку уже после прохождения погранконтроля, но вот незадача — забыли.
— Мама, я хочу попить, — некстати заныл Олег.
— Если увижу стюардессу, попрошу для него стаканчик, — сказал Насте Юра, сидящий у прохода.
— Ага, — кивнула та ему и отвернулась, обращаясь к сыну:
— Олежа, папа сейчас попросит тётю принести водички. Смотри пока в окошко. Может, откроем побольше, а?
Стюардесса, как назло, всё не появлялась. Специально поднимать руку и искать где-то там кнопку вызова не хотелось. И так мимо пройдёт, рано или поздно. В ожидании стюардессы Юра закрыл глаза. Сон медленно подкрадывался к нему и тонкими струйками эфира пытался просочиться в ноздри и уши.
Вдруг самолёт хорошенько качнуло. Воздушная яма. Такое бывает. Юра открыл глаза. Высунув в проход голову, он посмотрел в обе стороны. Все пассажиры сидели на своих местах, за исключением пяти-шести стоявших, склонившихся, видимо, над своими местами и пытавшихся тем самым разогнать кровь по жилам. Чей-то маленький ребёнок — девочка, годика два, не больше, — с голыми, одетыми в одни носочки ножками, в короткой маечке и набухшем подгузнике медленно прогуливалась по рядам. Проходя мимо пассажиров, она, осторожно улыбаясь, заглядывала им в глаза, видимо, ища кого-то. Большинство людей не замечало чудного малыша, но те же, кто ловил на себе детский, незамутнённый проблемами взгляд, сразу же забывали обо всём и расплывались в ответной широкой улыбке.