Он медленно поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.
Любовь пришла неожиданно. Она отворила тут же, словно заранее притаилась у замочной скважины. И по одному только взгляду, по одному только блеску в её зрачках он понял всё.
Он понял, что ничего не изменилось, и что она даже не обижается на него за последнее, очередное исчезновение.
– Явился, – по-доброму, сипловато и тихо сказала Люба за порогом. – Где ж ты был, господи?
Он ступил в прихожую, закрыл дверь.
– Ну, прости, прости, дорогая, – заговорил он быстро и обнял её, и она поддалась, протянула хрупкие ручки и положила ему на плечи. – Так уж вышло. Дёрнули на работе в срочную командировку. Тут недалеко, но всё-таки. Еле вырвался, чтоб с тобой повидаться!
Эти последние слова уже терялись, заглушались, перетекали в забавное шипение в поцелуях, в сладких сосаниях губ.
– Ничего-ничего, бывает, – едва прошептала Люба, помогая ему сдёрнуть олимпийку.
В Герасименко поднималось, бурлило, вырывалось наружу: как же ему повезло с такой женщиной! Как здорово, что она ничего не знает! И никогда, даст бог, не узнает!
Скинув ботинки, он увлёк Любу в комнату. И там они, едва опустившись на диван-книжку, продолжили страстно ласкаться. Он уже изнемогал, сердце долбилось молоточком, он уже судорожно путался в пуговичках её халата. Из включенного телевизора противным ребяческим голосом запевал мультяшный Чиполлино. Но вот Люба отстранилась, облизалась и вполголоса произнесла, привычно картавя:
– Ну, подожди, давай хоть поговорим, чаю попьём, что ли.
А верхние пуговички у неё уже оказались расстёгнуты, ворот халата распался. И предательски выглянула в разрез грушевидная грудь с темно-красным полукружьем соска, отливающим в мягком свете торшера. И этот вид ещё больше возбудил Колю. Он снова прижался к возлюбленной. Песенка Чиполлино смолкла.
– Да успеется все. Потом… потом… – И опять их накрыло пенистой волной страсти.
Коля уже победил цепкие пуговички и распахнул девичий халат, и целовал её всю – от губ, от плеч и груди до пупка и лобка, где осторожно оттягивал пуританские трусики. И эти бесконечные поцелуи не помогали утолить его жажду. Наконец он остановился и неуклюже сдёрнул остатки своей одежды. В то же время Люба отклонилась и девственно прикрылась пледом, откинув голову на подушку и прикрыв веки в истоме и в ожидании. Но вот, залезши под плед, он приступил к самому главному.
Коля был так нежен и вместе с тем так активен, так страстен, как никогда. Ему почему-то казалось, что всё это в последний раз, и он хотел любить её как бог. И он любил её как бог. И она с ангельским рвением отвечала его движениям, помогала ему, так что оба они ощущали себя единым организмом.
После свершения акта врастания они долго лежали молча, распростёртые, с откинутым пледом.
– Ох! – вздохнула Люба, первой прервав болтовню диктора в телевизоре. – Не думала, что так бывает.
– Всё бывает, когда люди любят друг друга, – выдохнул Николай.
– То есть, ты хочешь признаться мне в любви? – почти без картавости сказала Люба, подперев голову рукой.
Он глянул на неё искоса – заметил сместившийся в хитрой улыбке уголок изящного рта.
– Да, хочу. Я люблю тебя, – сказал он твёрдо.
– Я тоже люблю тебя! – Люба прильнула к нему и поцеловала его волосики на груди.
Коля ощутил нежные мурашки по всему телу.
– Может, нам стоит пожениться?! – вдруг ляпнула Любаша, подняв голову.
В первые две-три секунды Коля замешкался. «Вот, выдавила, наконец, из себя то, о чём так долго мечтала!» Однако, не желая выдавать своего замешательства, Коля быстро нашёлся.
– А что, может и поженимся. Ты только погоди денёк-другой, улажу свои дела, и пойдём в ЗАГС.
Люба промолчала и с довольным видом вновь опустила голову ему на грудь. На том разговор о браке был исчерпан. Ну и слава богу, сказал себе Коля! А ещё ему подумалось: что если и вправду пожениться по липовому паспорту (который давно пора уже сделать)?! Надо ведь Любу уважить, в конце-то концов! Ведь он её на самом деле любит. «Любишь ли?» – тут же спросил он себя. И тут же ответил: «Ну да, люблю».
Они немного помолчали, как вдруг раздался протяжный звонок в дверь: «та-ту-у!». Коля явственно ощутил, как вздрогнула Люба.
– Ой, кто это? – сиповато спросила она и с беспокойством в лице села на постели.
– Ты никого не ждёшь? – настороженно осведомился Герасименко.
Люба, с растрёпанными волосами, быстро-быстро помотала головой. В её глазах прочиталось недоразумение, смешанное с лёгким испугом.
– Тогда не открывай, – хмуро предложил Николай.