– Какого… чёрта? – тяжело дыша, спросил под деревом Коля. – Ты где… Баллончик взял?
Дима присел на корточки.
– Слушай, прости. Я так… На всякий случай взял… Он у меня давно. Валялся. С неза… памятных времён. А ты… Ты выстрелил в него, да?
– Нет, я не успел... Это он, видишь?! – Коля показал окровавленное плечо с надорванным рукавом. – Но я же везунчик… по жизни! Это только царапина… Представляешь, чиркнуло… как комарик укусил.
В другой руке он держал свой револьвер, водил стволом вдоль кровавого подтёка.
– Тогда бежим дальше, – спохватился Дима. – А то они сейчас оклемаются.
Коля спрятал револьвер. Товарищи осмотрелись и, к счастью, не обнаружив погони, помчались к выходу из комплекса.
Оказавшись в посёлке, они отдышались. В поле зрения попала остановка. Автобус как раз подъехал. Они снова бросились вперёд, и едва успели вскочить на подножку.
В пустом салоне Коля снял старую серую ветровку, задрал рукав синей рубашки (в этот раз они оделись попроще, чтобы соответствовать эпохе). Затем Николай осмотрел рану. На коже и вправду была всего лишь царапина, хотя и не маленькая. Кровь уже почти запеклась.
– Надо бы обработать, – нахмурившись, протянул Кукарский.
– Сейчас. – Коля махнул здоровой рукой. – Приедем на вокзал, чекушку купим. На-ка, заплати за проезд.
Дима взял протянутую мелочь и сходил к чудесному аппарату с «крутилкой».
Когда он вернулся с двумя билетиками, Герасименко, как ни в чём не бывало, уже сидел у окна, облачённый в надорванную ветровку.
– Ты слышал, они сказали: «Илко»? – обратился Коля к подошедшему товарищу. – Дескать, что-то там Илко говорил, поэтому придётся «замочить».
– Ну да, вроде того, – поморщился Кукарский.
– Интересно, кто такой Илко?
– Имя какое-то странное, – заметил Дима, присев рядом. – Финское, что ли?
– Не думаю. – Коля внимательно поглядел в окно, словно бы желая убедиться, что погони нет до сих пор. – А здорово ты их остудил!
– Да, но если б он выстрелил второй раз… Был бы полный пипец!
– «Бы» не считается… Блин, теперь ещё придется руку от людей прятать! – посетовал вдобавок усатый Николай.
…На вокзале они не стали светиться. Взяли чекушку в продмаге и забрели подальше в частный сектор. Там присели на лавочку, и Дмитрий обработал рану товарищу водкой. Затем каждый отпил из горлышка. Мол, надо снять напряжение. Ведь до сих пор дрожь пробирает.
– Эх! – сказал Коля, занюхивая кулаком. – Хороша советская «Пшеничная»! Не то что сейчас, у нас там гонят муру всякую!
– Ага, точно, – подтвердил Кукарский, беззастенчиво приняв свою дозу. – В современной России водки разной много, а хорошей нет.
– Ну что, а теперь давай по плану. – Повеселевшими густо-серыми глазами Коля поглядел на спутника. – Я занимаюсь здесь фотиками и книжками, а ты едешь в Пермь выцеплять Любу.
– Окей, как договаривались, – вздохнул Дима, встал и оправился. – Ладно. Я погнал?
– Дуй. Пузырь быстренько допиваем и всё. На тебе вот, трёшка в дорогу. Последняя. – Коля протянул заскорузлую купюру.
Затем они поделили два донных глотка и спрятали пустую чекушку.
На том и распрощались.
15. Сентябрь, 1983 год, Дима
После расставания со спутником Дмитрий махнул на автовокзал и сразу пристроился в автобус – у окна. По пути сначала, было, задремал, но, едва очнулся, заметил на трассе пионерский лагерь. Огромные ворота, на постаменте гипсовый мальчик с горном, на его шее – галстук, покрытый свежей красной краской. И тут нахлынули воспоминания.
«Чёрт возьми! – воскликнул про себя Дима. – Уж сколько я в этих лагерях провёл! Вставали утром под такой горн, на зарядку строились, речёвки пели… «Клич пионера: всегда будь готов! Клич пионера: всегда будь готов!..»
А ещё девочку любил одну, в какой-то из летних смен. Первая любовь. Она с чёрненькими волосами, симпатичная, в соседней палате обитала, помню, из окна высовывался и её кликал. А потом где-то на задах лагеря, среди деревьев ходили с ней, и я пытался что-то сказать, что-то такое, типа в любви признаться. И она загадочно вела себя как-то. А ночью, когда отважились девчонок зубной пастой измазать, именно её я первой измалевал – от души, с любовью!
Господи, боже мой, какое упоительное было детство! И как чётко вспоминаются и эта девочка, и этот горн, и эти зарядки! Интересно, где она сейчас – моя первая детская любовь? В смысле, в две тысячи тринадцатом…»
Так, увлечённый воспоминаниями, Дима и не заметил, как добрался до Перми.