Ах, как он полюбил этот славный гастроном, который в детстве почти не знал! Эти откровенные витрины с россыпями советских карамелек, а порой и с чудными конфетами «Гулливер»! Эти «скучнолицые» продавщицы за прилавками, ничего не ведающие о грядущем размахе российской торговли и о волшебном свойстве штрих-кода! Эти забавные кассовые аппараты с причудливыми кнопками и жуткие механические весы «Тюмень» со стрелкой, перемещающейся вдоль шкалы, с металлическими платформами и чугунными гирями!
Милый сердцу (или, точнее, желудку) торт «Прага», с которым везло крайне редко – но в этот раз чудом отхватил… Да ещё ароматный батон с широкими поперечными канавками и мощная литровая бутылка из стекла с молоком, с пробкой из фольги, бутылка, бывавшая, к несчастью, обычно лишь по утрам – вот что прельщало Николая в первую очередь, вот к чему он стремился перед встречей с возлюбленной. Иногда, идя к ней через гастроном, он ловил себя на том, что похож на героев известного голливудского хита «Назад в будущее».
Он не знал и не хотел знать, что сталось с Любой в недалёком будущем, в его времени, в его стране, совсем иной, такой сложной и непредсказуемой. Быть может, удачно выскочила замуж, нарожала детей и теперь уже нянчит внуков, гуляет с ними по аллеям неизменного парка.
Он и не пытался разыскивать её, возвращаясь в сегодняшнюю Пермь. А зачем? Зачем бередить душу печальным потрясением, которое принесёт эта встреча? Ведь перед ним предстанет пожилая женщина с обязательной паутиной морщин, в матери ему годящаяся. И старческие глаза её наполнятся изумлением, и ему придётся отнекиваться: нет, это не мой отец, я такого человека не знаю! А ещё, чего злого – окажется, что она уже покоится в мире ином.
Ему нравилось просто плыть по течению, преодолевая лишь некоторое сопротивление немногочисленных омутов. Ему нравилось обитать и в этой реальности, и в той. И брать от той и от этой всё, что заблагорассудится.
Ему нравилось таскать сюда, в 1983 год, старые заскорузлые десятки и трёшки из чьих-то древних коробочек, а также потрёпанные кассетники на продажу, раздобытые чёрт знает как – с чьих-то дач, сараев и балконов. И всё это лишь для того, чтобы прикупить Любе гостинцев. Но главное – он, словно пребывая на курорте, наслаждался здесь чистой атмосферой (буквально и переносно), страстной любовью советской девушки, превосходными местными пейзажами. Эти великолепные виды старого города записывались в цифровую память и одновременно вызывали в нём такое светлое чувство осознания чего-то необычайного, хотя и давно позабытого, мира, с которым он чудом чудеснейшим соприкоснулся, один одинёшенек на Земле 21 века!
А дома, в своей реальности, он подолгу просиживал над привезёнными оттуда фотоснимками, уже скаченными в ноутбук, и отбирал из них самые лучшие, и изнывал от желания выложить в сеть, но сдерживался. А ещё, когда кончались средства на пропитание – сдавал что-нибудь, прихваченное в той реальности, например, антикварную вещичку – бронзовую пепельницу или статуэтку из Дулёвского фарфора…
Поднявшись по чистой лестнице, он постучался в Любашину дверь, но не услышал изнутри ни единого звука. Тогда Коля спустился во двор и сел на лавочку.
«Как мило, когда нет домофонов и такие простые деревянные двери!» – с улыбкой подумал он, щурясь от вечернего солнышка. Где-то поблизости шумела детвора, и Николай вспомнил своё детство. Вот так же и он кое-где сейчас играет, наверно, да не кое-где, а в другом районе, десять остановок на автобусе. Здесь, в прошлом, Коля в родной двор не совался, всё по той же причине – наименьшее сопротивление, минимум потрясений. Не портить кайф – впечатление от пребывания в раю, не встречаться с самим собой и молодыми родителями! Меньше знаешь, лучше спишь – святая истина! Да ещё и о петле времени забывать не стоит.
Конечно, искушение порой одолевало, но здравый смысл перевешивал.
Люба появилась в момент воспоминания о личной первой драке в родном дворе, случившейся как раз где-то в эту же пору. Или нет, двумя-тремя годами позже. Впрочем, неважно!
Люба шла летящей походкой. На ней складно сидело облачение по моде восьмидесятых: плотные тёмные чулочки, гладкая серая юбочка до колен, дорогие полусапожки, которые Коля же и подарил, классический коричневый жакет с чёрными пуговицами. Картину дополняла лучезарная улыбка на круглом румяном личике. Личико имело приятные черты, чуть подпорченные большим носом, но с изюминкой – с какой-то советской чистотой во взгляде. Едва покачивались на ходу каштановые волосы до плеч с колечками на кончиках, в стиле а-ля Барбара Брыльска.