Безостановочный вой снарядов вперемешку с беспрестанным шелестом осыпающейся по стенкам канавы земли и чей-то нескончаемый, дикий, на одной ноте визг вызывали у Бёрнхема глухое раздражение. Осознание, что в данный момент от него ничего не зависит, сводило с ума. Больше всего на свете ему хотелось добраться до какого-нибудь бурского артиллериста и, вцепившись в глотку, душить, душить, душить…
— Д-дьявол, да что же он делает, сопляк?! — прошипел сквозь стиснутые зубы Фрэнк, наблюдая из узкой траншеи, как за спиной Дальмонта, бегущего в его сторону, вскипела земля. Ударная волна толкнула мальчишку в спину, прокатила его по земле, сорвав пробковый шлем и один из узких погончиков.
Бёрнхем начал читать заупокойную, но настырный юнец встал на четвереньки, оглянулся по сторонам абсолютно сумасшедшим взглядом и, так и не поднимаясь на ноги, споро засеменил к его укрытию. Через несколько мгновений он скатился на дно и, вжавшись в мягкую стенку, беззвучно зашевелил губами, быстро и мелко крестясь.
«Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю!» — донеслось до Фрэнка в короткую паузу между двумя разрывами. Американец попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее, но все было тщетно. Снаряд, разнесший в пыль стену соседнего дома, заглушил слова и временно лишил слуха, словно забив уши ватой. Бёрнхем долго тряс головой, но слух вернулся так же неожиданно, как и пропал.
— «Восстань, Господи! Спаси меня, Боже мой! Ты разишь всех врагов моих, зубы грешников Ты крушишь! От Господа — избавление нам…» — орал Дальмонт, словно пытался докричаться до Спасителя. — «От Господа — избавление нам, и народу Твоему — благословение Твое!»
— И часто у вас такое веселье? — спросил Фрэнк почти через час, когда канонада стала понемногу стихать.
— Каждый день, сэр, — тоскливо махнул рукой Дальмонт. — Раньше буры обстреливали только наши позиции, но после того, как они умудрились угнать бронепоезд, — корнет уныло вздохнул, глядя куда-то вдаль, — теперь кидают бомбы куда захотят.
— Тогда у меня осталось два вопроса: почему вы чуть ли не первые военнослужащие, которых мы встретили в городе и его округе, и как добраться до резиденции генерала Уайта?
— Вы несколько ошиблись, сэр, — усмехнулся Дальмонт чуть ли не впервые с начала разговора. — Вы в предместьях, а сам Ледисмит начнется только через полмили. Вам нужно сначала проехать через пригород, потом миновать траншеи бригады капитана Ламбтона, и только после начнется Ледисмит. Резиденция же генерала Уайта прямо посреди города. Вот только не уверен, что вам там будут очень уж рады, — взглянув на перекошенное в немом вопросе лицо Бёрнхема, пояснил: — Вчера пришла телеграмма о том, что пятнадцатого февраля генерал Френч снял осаду с Кимберли. И те старшие офицеры, коих я видел вечером, были… э-э-э… сильно навеселе.
— Потери есть? — бросил Бёрнхем, подойдя к усиленно трясущему головой Паркеру. — Кого, куда, надежда есть?
— А?! Чего?! Чиф, да ты скажи, чё хотел-то, чего шепчешь?!
— Не трогай его пока, Фрэнк, — Майлз, сломав уже третью спичку в бесполезной попытке прикурить, зло фыркнул и спрятал сигару в карман. — Один черт, он ни хрена не слышит. Потерь нет. Были два ухаря — Спитхед и тот чернявый, Кармайкл, что ли, из тех, кого ты в Кейптауне вербанул, вот те пытались рвануть куда глаза глядят…
— Ну и?..
— А ни хрена. Я одному в рыло сунул, Рой второму башкой в переносицу въехал. К завтрему очухаются.
— А у вас как дела обстоят? — Бёрнхем обернулся к Дальмонту, закончившему разговор с седоусым, бритым наголо сержантом. — Если есть раненые, мы могли бы отвезти их в Ледисмит…
— Раненых, слава Всевышнему, нет, — эхом отозвался корнет. — А вот троим, кто во-он в том доме прятался, уже ничем не поможешь.
— Скажите своим, пусть во второй фургон погрузят. Они заслужили честь быть похороненными по-человечески, хоть и в чужой земле…
— Хоть я и не очень люблю этих «томми», — выглянул из недр фургона Картрайт, когда здание госпиталя скрылось из виду, — но жаль мне их. Паршивая смерть парням выпала. Тупая и страшная.
— Смерть — она вообще никогда красивой не бывает, — философски заметил Бёрнхем. — Вряд ли тот, кто загнулся от порции свинца в грудь, умер более счастливым, чем те бедолаги, что погибли от снаряда…