9. Чувство вины, ответственности и страх наказания – главные признаки самоидентификации хорошего человека, и поэтому он часто очень неудовлетворен своей жизнью, посвященной служению другим и самопожертвованию, даже если он утверждает, что «не против» послужить и порешать чужие проблемы.
10. Чувство вины, ответственности и страх наказания – главные признаки самоидентификации хорошего человека, поэтому он часто служит другим, жертвуя собой и полагая, что это высшее проявление добродетели. В результате внутри у него накапливается негодование из-за необходимости все время идти на жертвы, однако оно рассматривается как нечто порочное, то, что должно быть подавлено, чтобы продолжать служить людям.
Этот список далеко не полный в силу многих причин, не последней из которых является тот факт, что формирование собственной идентичности на основе добродетели делает человека ханжой, требующим от других такой же степени самоидентификации с добродетелью, как у него. Эти требования опять-таки редко находят выражение, поскольку человек думает, что судить других нехорошо, так что с годами в нем подспудно накапливается возмущение тем, что люди недостаточно ценят его жертвы и не готовы платить ему тем же.
ЧТО БЫ ЭТО НИ БЫЛО, ЭТО НЕ ДОБРОДЕТЕЛЬ – ЭТО ЛИШЬ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ С ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ПРОБЛЕМОЙ, ПОСКОЛЬКУ НЕ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЯ К РЕАЛЬНОЙ ДОБРОДЕТЕЛИ.
Такая самоидентификация – способ справиться с болью от отсутствия искренней причастности к семье. Что если подобная самоидентификация вообще ничем не обоснована – в силу невозможности задать стандарты добродетели? Что если она настолько же из области фантастики, как супергерои из комиксов? Что если все мы на самом деле нуждаемся лишь в искренности, которая во взаимодействии с другими людьми дает настоящее чувство причастности к группе?
Здесь важно уточнить такой момент: я никого не отговариваю быть действительно добрыми, справедливыми, любящими, честными, неравнодушными и сострадательными – я лишь хочу сказать, что самоидентификация с добродетелью неискренна. Это просто маска, надевая которую, мы предаем свое истинное «Я» в стремлении угодить значимым людям, в которых мы так отчаянно нуждаемся. Это не значит, что люди, отождествившие себя с добродетелью, не могут быть сострадательными, добрыми и внимательными, – проблема возникает лишь тогда, когда они в своем поведении руководствуются чувством вины, стыда и острой необходимости нести ответственность за всех, а не мотивами своего истинного «Я».
Почему мы отождествляем себя с добродетелью
Несмотря на очевидные проблемы, сопутствующие отождествлению с добродетелью, все-таки многим из нас оно свойственно. Как следует из цитаты, приведенной ранее, в детстве мы слишком маленькие и хрупкие, мы не можем сопротивляться гипнотическому трансу, в который нас погружает семья. Таким образом, отождествление с добродетелью начинает определять наши мысли, чувства и поведение, подкрепляя нашу убежденность в том, что это обеспечит выживание и чувство причастности к семье. Внутреннее «Я» выпадает из фокуса сознания, направленного теперь на поддержание принятой извне самоидентификации. Вот одно из самых четких из известных мне определений феномена самоидентификации: «Самоидентификация противоположна самосознанию. В состоянии самоидентификации человек не помнит себя, он потерян для себя. Его внимание направлено вовне, а внутренние процессы игнорируются»[2].
Это определение проясняет причину того, почему человек поддерживает свою самоидентификацию: он просто не помнит ничего другого о себе. И, как напоминают Фирман и Джила, когда мы живем в рамках некой идентичности, «наши действия становятся ограничены и управляемы соответствующим мировоззрением»[3]. Поскольку ничего другого мы не знаем, то живем свою жизнь, выбирая для себя те профессиональные сферы, отношения и виды деятельности, которые соответствуют нашей самоидентификации и подкрепляют ее. Вся наша энергия уходит на поддержание выбранной идентичности, а редкие и едва уловимые проявления истинного «Я» вытесняются на задворки нашей жизни – но пока это кажется нам правильным, мы вряд ли прекратим это делать.
Например, Бет воспитана родителями, чье понимание добродетели сводится к тому, что она всегда должна быть приятной другим, – что, безусловно, подразумевает, что неприятной быть нельзя никогда. С виду подобная установка выглядит безобидно, ведь большинство родителей хотят, чтобы их дети были приятными людьми. Но самые ранние наши представления о приятном и неприятном определяются лишь тем, что мы усваиваем из внешнего мира: выражения лица, язык тела и речь. Бет, довольно чувствительный ребенок, знает, что представления родителей очень важны для них, и, конечно, она стремится быть хорошей, чтобы угодить им. Для ребенка отношение родителей к его поведению практически означает отношение их к нему как личности, а не как к ребенку – в детстве увидеть разницу между этими вещами трудно, поэтому она действительно изо всех сил пытается делать и говорить то, что будет считаться не только хорошим, но и приятным. Она много улыбается, одевается в приятную глазу одежду, она старается угождать окружающим, все время отслеживая в выражениях их лиц и в языке тела признаки того, что она им угодила. Если это войдет в привычку, девочка будет отождествлять себя с необходимостью угождать людям. До тех пор пока она заслуживает одобрение людей своим приятным поведением, она закрепляет себя в этой роли и наверняка продолжит вести себя так же. Даже если она периодически испытывает отчаяние из-за неудач, все равно она, скорее всего, будет поддерживать эту роль, поскольку за каждым периодом отчаяния следует возрождение надежды, основанной на вере в правильность угождающего поведения.