Мне иногда казалось, что я одурманен наркотой. Весь мир сузился до ебли, отвратной, уродливой, изнуряющей тело и душу, похожей на позорное клеймо, начисто выжигающее мозги, не оставляющее времени для осмысления, синтеза, анализа, сравнения; одно сплошное абстрагирование, из каких там ещё функций состоит мышление?
И в то же время, я был здесь и сейчас, самим собой, видел окружающее, живо интересовался книгами, ставшими единственной отдушиной тесного мирка клетки, из которой хотелось выбраться, но я не мог.
Второй отдушиной стали занятия танцами, к которым я вернулся именно здесь, находясь в добровольно-принудительном заточении.
В выламывающей перепонки музыке, в рождающимся изнутри движении, я позволял отпустить себя на свободу, разжать невидимые сжимающие изнутри пальцы, и… не думать.
На самом деле, я не хотел думать. Я не хотел думать о происходящем, так что Вольх делал мне очень большое одолжение, лишив возможности корчиться от содрогания и отвращения к самому себе, при мысли о том, как низко я пал.
Не думать, запретить себе думать и продолжать жить, не создавая ничего, не привнося в этот мир нового. Бесполезный придаток, ставший центром чужой вселенной. Но я поднимусь. Мне хотелось в это верить, понять, найти, суметь отыскать нечто очень важное.
Парадокс. Внешне я совершенно спокойно воспринимал происходящее, принимая и накапливая события в созданный отдельно файл некоей защитной программы. Я не хотел рефлексировать и заниматься самокопанием, это было бессмысленно, и я отключал мозги для того, чтобы жадно вбирать в себя информацию, имеющую исключительно практическую ценность.
Я смирился, но в то же время продолжал вести невидимую борьбу, целью которой был нет, не побег, и не возвращение к Сане.
Мне бы хотелось знать, что мы можем начать всё сначала, что Сан, мой мудрый терпеливый Сан простит и примет мой разобранный, сломанный домик испачканный и загаженный до основания, что мы вместе выгребем накопившееся в нём дерьмо, протрём тряпочкой каждый кирпич, любовно поставив его на место, создадим заново, начнём с нуля, сначала. Да будет трудно, но мы справимся. Мы ведь справлялись столько раз. Но в то же время, мог ли я прийти таким? Не важно, принял бы меня Сашка или нет, я не принимал себя, и это стало причиной удерживающей меня здесь, почти так же надёжно, как шантаж. И может быть именно это видел Вольх, может быть поэтому иногда поступал со мной столь жестоко и беспощадно.
Ничто не могло разрушить меня сильнее, чем я сам.
Но и собрать меня обратно, мог тоже только я сам, и понимая это, иногда Вольх попросту не позволял этого сделать. Эффект аумсенрикё, бесконечноая ебля по графику без расписания. Цепь. Цепь поперёк горла, оковы на руках и ногах и штырь в сердце, острый раздирающий штырь тревоги – признак не проходящей депрессии.
Я послушно глотал лекарства, послушно выполнял необходимые рекомендации, ставшие такой же неотъемлемой частью жизни, как еда или сон.
Не замыкаться, не уходить в себя. Вольх следил за этими вещами, не позволял задыхаться в четырёх стенах, наоборот мой досуг был насыщен, интересен и разнообразен, словно лишний раз призванный подчеркнуть: Смотри, вот весь мир перед тобой, что тебе ещё надо? Что есть там, что я не способен дать тебе здесь? Скажи мне Ник, напиши, ткни пальцем покажи, нарисуй это чёртово слово.
И я улыбался, я кивал, я соглашался.
А в глазах, стояла собачья смертная тоска.
Попала лапа в капкан
И ничего не остаётся
Отдать на растерзание клыка.
Таков вердикт и так придётся.
И пусть охотник перебьётся.
А во снах… Во снах я бродил по коридорам собственного подсознания, теряясь в бесконечных лабиринтах памяти. Открывал одну дверь за другой.
Где же это? Где? Это…
Вещь? Чувство? Знание? Эмоция? Цель?
Запрос программы. Поиск. Объект не найден. Поиск. Объект не найден. Ошибка элементов соединения, возможно, такой страницы не существует, перепроверьте адрес, попробуйте ещё раз.
Поиск. Запертая комната.
От боли сводит зубы кровь струиться
Ангел, стоящий на крыше с пластиковым стаканчиком в руках. В небесах стучат тысячи сердец, похожих на большие картонные валентинки, срываются вниз, алым дождём.
На белый снег живой водицей.
- Опять погоду испортили, – бормочет он, примериваясь вниз, пробуя парапет ногой.
Так надо.
Лучше в это верить.
- Кто вы? - я подхожу ближе, пытаясь увидеть лицо, уворачиваюсь от летящих картонных конфетти. Они разные, большие, маленькие, похожие на тарелки и серпантин. Отмахиваюсь рукой.
- А тебе какая разница?
Считать спокойно: десять, девять.
Ангел надевает крылья, с тянущимися к плечам лямками парашюта.
– Сам типо не видишь.
Он суетится, пробует ветер пальцем.
Не ждать, пока тебя застрелят.
- Послушайте, вы должны мне помочь! – Я подхожу ближе, понимая, что возможно это тот, кто знает ответ.
Так надо.
- С какой радости?
Ангел раздражённо оборачивается, у него немолодое уставшее лицо, круглое, со смешными кудряшками волос, длинным носом, испещрённым прожилками алкоголизма.
И кажется уже так долго.
Собачья жизнь с глазами волка
- Пожалуйста, – я делаю шаг навстречу. – Я потерял нечто важное.
И вроде не умею плакать.
Но на глазах такая слякоть.
- А здесь постоянно всё теряется. - Ангел равнодушно ёжит плечами, смотрит неодобрительно, отряхивает крыло из перьев, поролона и бумаги.
Переиграть бы всё.
- Но что мне делать? – я стою в полнейшей растерянности.
- Ищи, – следует безразличный ответ.
Не падать
- Пожалуйста, – я начинаю плакать, непроизвольно кусая губы. Горло сдавливает спазм, становится обидно, очень обидно, больно.
Но если это и есть волчья доля
- Ну, начинается, – ангел закатывает глаза к бровям, кривит лицо, вздыхает.
– Слушай, пацан, я тебе ничем не могу помочь.
Умирать в снегу от боли
- На вот, держи, – он ловко подставляет руку и ловит картонное сердце, разноцветную открытку с яркой надписью.
«С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ».
То я её приму…
- Сюрприиииз! – Ангел дурашливо хватает за лицо, разводит щёки пальцами.
На ВОЛЕ!
- Вот так гораздо лучше, как думаешь? - он подмигивает, отходя назад, и понимаю, что меня обманули.
Но если это и есть волчья доля.
На лицо приклеена бумажная улыбка.
Умирать в снегу от боли.
- Звиняй малыш, за конфетами к Санта - Клаусу. Все, я полетел.
Ангел разводит руками, торопливо делает шаг над бездной.
То я её приму
- Стойте! Это не честно. – Я сдираю бумагу с лица, бросаюсь вперёд.
На воле!
- Покасикиииии! – вниз падает серебристая фигурка бумажного платьица оригами, на крыше никого, только ветер и продолжающие сыпаться валентинки.
- Ты не ангел!!! – ору я, сжимая кулаками, и швыряю сердце вниз. – Ты…Обманщик!
В небесах раздаётся пронзительная трель телефона.
«АБОНЕНТ ВРЕМЕННО НЕДОСТУПЕН! ОСТАВЬТЕ ВАШЕ СООБЩЕНИЕ ИЛИ ПЕРЕЗВОНИТЕ ПОЗДНЕЕ»! -
- Тебя не существует! – я кричу на пределе лёгких. – ТЕБЯ НЕТ!!!!!
Но если это и есть волчья доля
Умирать в снегу от боли
То я её приму
- Ник. Никита!! Проснись.
Перед глазами встревоженное лицо Вольха.
На воле!
- Ты меня напугал, – выдаёт он облегчённо.
Внутри пропасть. Кажется, я не помню, что мне снилось. Что - то важное. Сашка? Почему я плачу?
Попала лапа в капкан........