А я помог им. Открыл двери дома своей души, пригласил войти и раздал каждому по кувалде. Наверное я сделал с ними тоже самое. Убил дома их души.
- Я не знал! - Саня плачет и шепчет и говорить очень тихо. - Я не знал, Никита!!!! - Рот его кривиться когда он повторяет это вновь.
- Я клянусь. Думал, что тебе со мной хорошо. Ты же не сопротивлялся, Никит.
Он плачет. - Ты же мне.. не сопротивлялся!!! - он почти кричит
- А я мутант, чудовище, урод моральный...Я правда. Клянусь тебе, я даже подумать не мог, что тебе противно. Не понимал, что насилую. Не понимал просто. Ты же не говорил, что ненавидишь... Ни разу меня по настоящему не оттолкнул. Я ведь должен был понять...Я бы никогда...Господи Ник...Ты же меня не простишь, да? Не прощай Ник.
Но я тебе, клянусь, я больше никогда, Никит... Я ведь не знал... не думал, не знал
Санька плачет, согнувшись. Плачет как ребёнок, раскачиваясь из стороны в сторону и повторяет раз за разом бессмысленную оду "Прости, я не знал".
Он что не понимает? Очередное изощрённое издевательство? Или я настолько не стою его внимания, что он даже не понимает, того что сделал?Для него это даже не важно?
- Ты именно поэтому порно моё в инет выложил? - говорю безразлично и равнодушно. Мне действительно плевать. Изнутри начинает потряхивать, но я заставляю свой внутренний голос заткнуться. Мне безразлично. Я сейчас способен голым выйти на улицу и мне будет абсолютно пох. Отболего всё. Выгорело.
- Какое порно? Ты ....ты о чём ...вобще? - Санька шмыгает носом.
Кукольная принцесса бля. Глаза как озеро, отливающие серебром после дождя в длинных стрелах ресниц увешанных солёным жемчугом. Такой беззащитный, что хочется взять за уши и пожалеть. Проводит по лицу локтем стирая слёзы. Чёлка по лицу, длинные нити шёлка во все стороны.
- Вольх сказал, что ты выложил порно в инет. То которым меня шантажировал.
Что дальше? Будет оправдываться, объяснять, что ревность накрыла его как снежная лавина? И вот не смог удержаться.
Санька хлопает мокрыми глазами, как кукольный болванчик, открывает рот, снова хлопает. Глаза анализируют, темнеют, начинают думать, но растерянность и непонимание не уходят. Снова шмыг
- Так ведь...Не было плёнки, - беспомощно говорит Сан. - Я тебе соврал Ты ...Как я тебя могу? Ты что идиот? Я ж за тебя убить готов....Как я тебя могу тебя, кому - то...Я просто боялся, что ты уйдёшь. Ты когда позвонил, а я...Это само собой получилось. Я тебя на телефон тогда сфоткал на память, думал, пусть хотя фотка твоя будет. Сидел смотрел, а тут ты ...И меня как понесло. А ты даже показать не попросил ни разу...Я боялся, что потребуешь, пытался даже монтаж соорудить...Не было плёнки. Я понимаю, что в твоих глазах я гандон, но...Прости меня, Ник.
Смотрю. Смотрю. Смотрю. Осмысление.
Не было плёнки?
Мой мир начинает рушиться. Всё что я себе придумал, всё чем я себя тщательно накручивал начинает разрушаться в одну секунду. Тяжеленная созданная из трупиков тараканов башня, колосс на глиняных ногах.
- Хорошо, стоит?
- Хорошо.
- Ну и ладушки - Сашка размахивается и делает небрежный пинок. И башня начинает рушиться. Просто рушиться бля, от двух слов. Ну так же не бывает да? Так не бывает? Нахуя я спрашивается её возводил?
- Прости Никит, - повторяет Сан. - Я клянусь. Я не знал, что тебе со мной так плохо ... Я...Голос обрывается.
Сижу. Осознаю. Осознаю.
- Совсем...Никакой плёнки?....Ты....Ты просто... Соврал?
Сашка сидит, смотрит на меня глазами щенка. Ему же даже в голову не приходит, насколько для меня это было важно. А башня рушится. А он сидит и не понимает.
Не верю. Не могу всё ещё не могу поверить. Значит, всё что сказал Вольх?
Значит из нас двоих самый плохой получается я? Опять я? И это даже нечестно и обидно. Значит я тут мучаюсь, страдаю потому что он меня предал, а получается, что это я предал его. С самого начала. Ещё и паяльник в жопу предложил запихать для профилактики.
Саню накрывает. Он не понимает. Точнее понимает, но всё понимает по своему. Ну конечно, я же его очень основательно просветил тогда в больнице.
У Сани случается истерика. Саня материться. Саня стоит на коленях. Щаз убиваться пойдёт.
Стоп. Хватаю подушку. Не так, хватаю его за плечо. Хватаю подушку и припизживаю от всей души по голове.
Сука, бля, ненавижу тебя!!! Ненавижу тебя за себя. Вот так вот. По другому тут просто не скажешь.
Падаем. Я падаю. Он падает. Падают пижамные штаны. Падает подушка, падает весь мир.
Падает обрушившаяся разом башня и Саня легко и естественно подставляет руки, ловя меня и распинывая ногами всех пытающихся припизднуться следом тараканов.
"Я люблю тебя, Ник" - он не говорит этих слов, но я их СЛЫШУ.
И я просто оказываюсь на нём сверху, с оголившейся задницей за которую нечаянно ухватывается его ладонь, вторая держит за торс, что бы я не дай бог не пролетел мимо. Мы падаем, но смягчая моё падение Сан подставляет себя. Он всегда подставляет себя. Как и я, подставляю себя, отдаю легко и естественно, но в этой битве за нас двоих, подставляется Сан. Потому что это очень сложная битва. Потому что в этой битве я нихуя не понимаю.
Сашка моршиться стукнувшись лопатками об пол. Конечно он же так исхудал, что они у него торчат как горбы у верблюда. А я...
- Я тебя ненавижу!!! ору я яростно, начиная пиздить.
Сан даже не закрывается, просто лежит жалобно морщась и позволяя себя избивать. От этого становиться ещё хуже.
- Ненавижу тебя!!!!!
Отбрасываю подушку.
Плотину словно прорвало, я колочу его, плачу, наношу удары в плечо, раз за разом, слабые беспомощные
- Ненавижу, слышишь!!!!!
И яростно целую Сашку в губы. Они раскрываются навстречу как цветок, и я просто проваливаюсь в него, всем своим телом, разливаюсь по нему как река, а он обвивает меня руками листьями, целует в ответ очень осторожно, бережно, обнимает, прижимает судорожно, неверяще. Длинная рука змея на бедре, Сашка чуть изгибается вновь, и целомудренно натягивает на меня пижамные штаны. Ещё бы в нос поцеловал бля. Сука. Ненавижу урода. Ненавижу блядь, люблю блядь, я что это сказал?...Строчки судорожно зачёркнуты, не так, сначала зачёркнуты, потом старательно стёрты ластиком.
И сверху быстро накидана земелька, посажен заборчик, ромашки бля колосятцо, ну и я так рядышком курю с непричастным видом. И стряхиваю пепел. На каждую Л и на каждое Ю пепел сыпется особенно старательно.
А вот Б обведено холмиком. Хуй ли, с этой буквы начинается неопределённый артикль.
- Ненавижу тебя!!! - повторяю я. Губы кривяться, Сан утешает их ртом. Долго - долго, бесконечно медленно.
- Совсем - совсем? - Обнимает теперь уже двумя руками, вдавливает в себя. Господи, как же с ним хорошо, как же с ним безумно хорошо, в нём, на нём. Меня накрывает волна облегчения не знаю чего ещё.
- Да! - подтверждаю я.
Целуемся снова. Бережно и нежно, без страсти. Страсть у нас есть, но она спит, запертая за дверью, вновь начинающегося понимания, мы пока не готовы её выпустить и растоптать хрупкие цветы нашей тонкой протянувшейся ниточки нежности.
- Не буду прощать! - упрямо соплю я сворачиваясь в его руках, на его груди, штаны снова падают, Похуй Санька их придерживает, садиться со мной, удерживая на коленях, упираясь спиной в лежак дивана, чуть покачивает и целует вновь.
- Совсем не будешь? - спрашивает в губы.
- Угу. - Кусаю его губу, зализываю языком. Ладно убью в другой раз.
- А как же мы тогда будем?- Рот Саньки полностью согласен, и благодарно целует язык
- Не знаю. - Отвечаю в губы, придерживаю верхнюю губу, нижнюю, хочу забрать их обе и не знаю что же выбрать, трогаю кончиком языка. - Я ещё не придумал.