— Серьёзно, — всхлипнула Маша.
— Почему? — только и спросила Карина, явно пытаясь переварить услышанное.
— Потому что он не любит меня. Завтра приедет разговаривать. И вещи мои привезёт.
Сергеева выдавливала из себя слова, в надежде, что если она это сделает — они испарятся, и унесут с собой эту жуткую реальность. Ту, в которой любимый человек, единственный, которому она так сильно раскрылась и с которым на полном серьёзе собиралась быть счастливой до конца своих дней, просто ушёл. Потому что не любит.
— Странно как-то… — растерянно пробормотала Карина, — Вроде все отлично было. Разговоры о детях и любви, а тут на тебе.
Маша в очередной раз всхлипнула и смогла выдавить только глухое:
— Да…
— Даже у меня это в голове не укладывается, представляю, что творится с тобой… Мышка моя, не грусти сильно. Все будет хорошо. Может с ним, а может и не с ним, но будет, — мягким тоном произнесла её сестра, — Выслушаешь его завтра, поговорите, может, и договоритесь до чего-то хорошего… Ведь явно он к тебе не просто как к девчонке по соседству относился.
Слова, которые должны были успокоить Машу, делали всё ровно наоборот — девушка только сильнее плакала. Потому что с каждой секундой всё чётче вырисовывалась одна истина — он ушёл.
— Мне так плохо, что даже дышать больно, — хриплым от слёз голосом произнесла девушка.
— Объясни толком, что произошло? Или сама не знаешь? Он просто проснулся утром и решил, что ничего не выйдет?
— Вроде того, — хмуро отозвалась Маша.
— Бред какой-то, — твёрдо произнесла Карина, — К чему тогда было всю эту романтику разводить и разговоры о будущем. Его никто не заставлял идти с тобой на близость. Или ухаживать. Я даже не знаю, что тебе посоветовать. Конечно, хочется вспомнить, что сама я рыдала и выла как банши из-за Вадима не один раз, и даже не сотню. А в итоге все хорошо. Может и это хорошая история в итоге будет.
— Я так боюсь завтра, — призналась Сергеева.
Её действительно пугало воскресенье. Потому что Миша приедет. Он посмотрит ей в глаза и повторит те страшные слова. Что он не любит её. Рыжая была уверена — это убьёт её. Если не физически, то морально. Душу свою спасти после этого она просто не сумеет. Никто не реанимирует, а некромантов в её окружении не было.
— Не рассматривай завтра как час, когда наступит конец света. Завтра день, когда ты увидишь любимого человека. День, когда появится шанс все исправить. Может и небольшой, но есть же.
Увы, в этот раз всегда проницательная Карина ошиблась. Миша приехал ближе к обеду. Мария к тому времени чуть ли не на стенку лезла. Девушка спала от силы четыре часа — она заснула с рассветом, и уже в восемь открыла глаза, понимая, что больше поспать не получится. Ей хотелось отдохнуть — глаза были красными, воспалёнными и горели так, словно в них насыпали песка. Но стоило прилечь — и на грудь словно ложился непомерный груз. Весь кислород пропадал, и девушка вскакивала, судорожно хватая ртом воздух.
Она пыталась чем-то занять себя. Убиралась в квартире, мыла посуду, окна — что угодно, лишь бы не сидеть без дела, глядя на часы. Иногда она начинала плакать — тихо, беззвучно, слёзы просто сами катились по щекам. Потому что чувствовала — своё решение Док не изменит.
Так и оказалось — мужчина привёз пакет с вещами своей уже практически бывшей девушки. Он был в смятении, его глаза бегали, руками он судорожно сжимал кепку. Маша негромко предложила ему пройти в комнату. Мужчина сел на диван, не глядя на рыжую и спросил:
— Что ты хочешь, чтобы я сказал?
— Правду, — просто ответила Сергеева, твёрдо пообещав себе не плакать, — Всё то, что ты сказал мне вчера по телефону.
И Миша послушно повторил их ей. Точнее, ламинату, который он сверлил напряжённым взглядом. Он нервничал — сидел перед ней с красным лицом, на лбу собирались градины пота, он заламывал свои длинные, красивые пальцы, словно пытаясь хоть чем-то занять себя, отвлечь. В один момент Маша не выдержала и спросила:
— Почему ты не смотришь мне в глаза?
Наконец, Павлов поднял на неё взгляд и негромко признался:
— Потому что мне стыдно перед тобой.
Тонкая, полная боли улыбка коснулась её губ:
— За что? За обманутые надежды? За семью, которую пообещал подарить, но в итоге понял, что не хочешь этого?
— Да, — тихо, едва слышно, — За это.
— Я не понимаю, почему. Зачем ты всё это говорил? Звал нас семьёй? Выбирал кольца, даже имена нашим детям? Ты ведь не будешь утверждать, что я была инициатором?
— Нет, я говорил это всё.
— Зачем? — повторила вопрос Маша.
— Я не знаю, — честно признался мужчина, — Поначалу я думал и верил, что действительно всего этого хочу. А потом, под конец, я говорил это только потому, что ты ждала от меня этого. Но я так не могу. Отпусти меня, пожалуйста. Иначе в один день я просто сбегу сам.
Маша молчала. Она отчаянно боролась со слезами, которые душили её. Нельзя. Она не должна. Итак слишком много показала накануне. Хватит плакать. Сглотнув комок, она негромко произнесла:
— Знаешь, мне не было бы так больно, если бы не твои слова. Такое бывает сплошь и рядом — люди встречаются, не подходят друг другу и расходятся. Но тут…это была даже не Надежда. Ты подарил мне самую настоящую Веру. В то, что всё будет хорошо, что, наконец-то я встретила человека, который любит меня, ценит, который хочет со мной будущего. И именно поэтому мне сейчас больно настолько, что порой просто нечем дышать.
— Прости меня, — тихо, на грани слышимости, произнёс мужчина.
— Я просто не понимаю. Всё было хорошо всего каких-то пару дней назад. И потом — я думала об этом. О том, какой была бы наша жизнь. Насколько мы подходим друг другу. И знаешь — мы идеальны для нас обоих. Мы привлекаем друг друга физически — тут грех спорить. Мы считаем друг друга красивыми и визуально. В быту мы тоже сошлись — тут ты также не будешь спорить, — Павлов кивнул, — Но и даже это не главное. Главное то, что мы хотим от жизни одного и того же. У нас одинаковые планы, желания, стремления, есть уважение друг к другу. Потому что влюблённость уходит, с годами вся эта страсть исчезает, розовые очки спадают — и приходит разочарование. В нашем случае его бы не было — ведь мы не тупо пялились друг на друга. Нет, мы строили планы. И я хочу бороться за нас. Но в одного я эту партию не разыграю. А ты этого не хочешь.
Миша отвёл глаза и, кивнув, негромко произнёс:
— Не хочу.
— Ты говорил об этом с мамой?
Кивок — и девушка понимает, что обратной дороги не будет. Мама, которая осталась в Казахстане, была одним из самых важных людей для Павлова. Она была первой, кто узнал про то, что у её сына появилась новая любовь. Эти двое очень много общались по видео связи, и мужчина нередко советовался со своей родительницей. И если он сообщил ей о решении разорвать отношения — всё, дороги назад не было.
Чуть подумав, Маша призналась:
— Мне так хочется тебя удержать. Но мне даже нечего тебе предложить. Всё самое дорогое я тебе итак отдала — саму себя. Это — самое ценное, что у меня было. Моё сердце. Но тебе оно не нужно, ведь ты меня не любишь. А больше у меня ничего нет. Я очень сильно тебя люблю, поэтому могу только отпустить. А я…со мной всё будет хорошо. Точно не сегодня, и вероятнее всего, не завтра. Но я буду в порядке, — несколько слезинок скатилось по её щекам, и девушка торопливо вытерла их, — Чёрт, я ведь не хотела плакать. Прости за это.
Маша проводила мужчину до двери, а после — пошла на кухню. По старой привычке открыла окно и выглянула. Раньше Павлов всегда, уходя, прикуривал, поднимал голову — и слал своей девушке воздушный поцелуй. Но в тот раз он лишь щелкнул зажигалкой — её подарком — и пошёл к припаркованной машине. С другой стороны, чего еще ждала Маша, если он даже сидя напротив, не смел поднять на неё глаза? И, буравя взглядом его спину, девушка шепнула еле слышное:
— Прощай.