— Ой, серденько мое! Прыихалы! А де ж ваши все?
И, не дожидаясь ответа, затрусила вниз.
— Ой, Сосенька! Берточка! Живы! Счастье-то какое! А то уже многие возвернулись: и Мира Наумовна, и Паша-рыбачка. И эти, из флигеля — Рахиль с сыночком. А вас усе нэмае. А де ж малэнька наша?
— Так вот же она, Дуся, — смеясь и плача, подтолкнула Олю вперед Берта.
— Серденько мое! Яка ж ты стала! Цила дивчина, хоть весилля гуляй. А сам-то? Сам-то где? — заволновалась дворничиха.
Сося молча посмотрела прямо в глаза Дусе и тихо-тихо, едва заметно покачала головой, словно баюкая нестерпимую боль. Дуся так же молча притянула ее голову к своему плечу и бережно гладила по тонким седым волосам. Так они стояли, обнявшись, пока дворничиха не спохватилась:
— Ну, досыть стоять. Вы с дороги, устали. У вас туточки молодка живет, с дитем. В их дом разбомбило, так я думала: хай поживуть. Не на улице ж им быть.
И забарабанила кулаком в дверь:
— А ну, Зинка, отчиняй! Хозяева прыихалы!
— Хто там? — послышался недовольный женский голос.
— Отчиняй сей же час! Хозяйки с эвакуации вернулись! — громко закричала Дуся.
Послышался лязг металлических засовов и дверной цепочки. Дверь распахнулась. За ней, уперев руки в боки, стояла сдобная бабенка, а из-за ее крутого бедра выглядывала лохматая головенка маленького мальчика.
— А! Явились! — пошла она в атаку. — Все одно не съеду! Мне деваться некуда! Я с дитем! А муж мой пал смертью храбрых! У меня и похоронка есть! Там все прописано! Смертью храбрых, понятно?
— Понятно, конечно, — спокойно произнесла Берта. — Да вы не волнуйтесь, пожалуйста. Никто вас на улицу с ребенком гнать не собирается. Дайте нам возможность войти.
— Возможность! Пожалуйста! Ишь, какая интеллигенция выискалась! И не надейтесь, что я вам жилплощадь освобожу! Меня этими хитростями не обманешь! Видали мы таких! — И, продолжая орать, Зина втолкнула сынишку в комнату и захлопнула за собой дверь с такой силой, что в глубине квартиры звякнуло стекло.
— От скаженна баба! — возмутилась Дуся. — Ну, ничого, заходьте, я вам зараз керосинку принесу, кипьятка с дороги попьете. А вода в колонке чи есть, чи нема. Иди сюда, Оленька, ведро дам.
Сося растерянно смотрела на дочерей.
— Что же нам делать?
— Пойдемте домой, мамочка, — Берта устало махнула рукой. — Вернется Лиза с фронта. Ей, наверное, тоже льготы полагаются, как фронтовику. А там жизнь покажет. Может, устроим как-нибудь наших квартирантов.
— Действительно, куда же деваться бедной женщине? — поддержала сестру Века. — Сейчас всем тяжело. Поживем — увидим.
И женщины переступили порог родного дома.
Лиза вернулась поздней осенью, после окончания войны с Японией. Она вместе со своим госпиталем оказалась в далекой Маньчжурии. Оля к тому времени уже ходила в восьмой класс женской школы. Века сшила ей темно-синее суконное платье, перелицованное из довоенного бабушкиного пальто, а Сося, вспомнив уроки монашек, связала крючком белые воротничок и манжеты. Оля превратилась в худого голенастого подростка. Если бы не платье, ее можно было принять за угловатого мальчишку: плоская спереди и сзади, с длинными ногами-палочками, она ничем не напоминала барышню. Между родными ходила шутка: если бы «Девочку с персиками» Серова месяц не кормить — была бы вылитая Оля. Огорченная Века безуспешно пыталась приладить хотя бы бант к ее коротким вьющимся волосам: лента скользила, развязывалась и никак не вписывалась в мальчишеский облик. Лишь огромные, как чайные блюдца, карие Олины глаза давали еле уловимую надежду на то, что девочка со временем выровняется и станет хоть немного симпатичнее.
Лиза, вернувшись с войны, только руками всплеснула, глядя на своего гадкого утенка. Она привезла военные трофеи: шелковый японский зонтик от солнца с деревянными спицами и ручкой, нефритовый зеленый веер с перфорированным краем, пару ярких кимоно с экзотическими цветами — все вещи совершенно необходимые в трудном послевоенном быту. Им, конечно, больше бы пригодились хоть пара банок тушенки, но какая разница! Лиза вернулась! Нужно было начинать привыкать к мирной жизни. И они привыкали. Лиза, демобилизовавшись, устроилась на работу фельдшером в мужскую школу. (Старшеклассники частенько симулировали мифические болезни, лишь бы под любым предлогом попасть в медпункт и посмотреть на удивительную красавицу-медичку, хотя она им в мамы годилась.) Берта по-прежнему работала на своем заводе, а Века устроилась экономистом в санэпидемстанцию. Общение с врачами-эпидемиологами стимулировало у нее, и без того необыкновенно аккуратной, маниакальное стремление к стерильности, абсолютно несовместимое с реальностью.