Дмитрий, узнав об очередной проделке, схватился за голову:
— Оля! Мама! До каких пор вы будете нянчиться с этим лоботрясом? Он мне скоро всю дисциплину развалит!
Елизавета Евсеевна сначала дала «выпустить пар» разбушевавшемуся зятю, а потом миролюбиво заметила:
— Дима, так ведь хороший парень-то. Он к нам всей душой тянется, от чистого сердца что может — то и делает.
Дмитрий сразу остыл:
— Да я и сам понимаю. Парень добрый. И неглупый. Куда он после армии денется? Ему бы учиться…
Нина тут же вмешалась:
— А мы с ним диктанты пишем и задачки решаем. Еще я ему вслух читаю. Майн Рида и Фенимора Купера.
И Федору в тот раз не досталось. Но вскоре он опять наделал дел. Надо отметить, что его виртуозное мастерство по части выдумок крепло день ото дня. Приехал председатель соседнего колхоза с жалобой: с конюшни кто-то ночью лошадь увел, так не солдатиков ли дело? Видели вечером неподалеку этого вашего длинного. Дмитрий немедленно послал за рядовым Громовым. Тот явился.
— В колхозе лошадь пропала. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Солдат задумался. Думал старательно. Потом уверенно сказал:
— Никак нет, товарищ капитан!
Председатель колхоза хитро прищурился:
— А можно ваших лошадок посмотреть? Я свою гнедую сразу узнаю.
— Федор! Проводи товарища на конюшню. Погоди. Я с вами пойду.
По дороге председатель косился на солдата, видимо, желая сказать все, что он о нем думает, но крепился и молчал. Федор изо всех сил делал вдохновенно честное лицо. Пришли. В стойлах стояли Мальчик, Ночка и белоснежная кобыла, коренастая и вислоухая.
— Ну что? — парень насмешливо посмотрел на председателя.
Тот только руками развел:
— Извиняйте. Ошибочка вышла. До свидания, товарищ капитан! — и, не удостоив Федора взглядом, вразвалку зашагал к КПП, где его ждал «газик».
Дмитрий строго посмотрел на рядового, внимательно рассматривавшего небо у себя над головой:
— Откуда белая лошадь?
— Из жеребеночка выросла, — подумав, честно ответил солдат.
— Я тебе покажу «жеребеночка». Счастье твое, что в колхозе гнедая кобыла пропала. А то бы… под трибунал! Пять суток гауптвахты!
— Есть пять суток!
Федор довольно ухмылялся. Умыкнув накануне вечером лошадь из колхозной конюшни, всю ночь красил ее перекисью водорода. К утру лошадка превратилась в блондинку. Он ее давно присмотрел. Лошадка тихая, смирная. Теперь можно и Ниночку поучить ездить верхом, она давно просится. Но вредной Ночке и норовистому Мальчику как ребенка доверить? А Голубке (уже и имя подобрал) ничего, можно.
Нина Федора обожала. Она на него смотрела с восхищением, как на старшего брата, к которому можно прибежать с любой просьбой, как на преданного и заботливого защитника, с которым ничего не страшно. Благодаря его выдумкам жизнь насыщена необыкновенными приключениями.
Кто еще, кроме Феди, способен жарким летним днем насажать полную бричку ребят из военного городка и поехать за десять километров купаться? В ставке вода прохладная и чистая, по ней неторопливо плавают утки. На берегу женщины полощут белье и поют мелодичные украинские песни. Федор надевает на лошадиные копыта куски мешковины, накрепко приматывая их бечевкой, чтобы подковы не цокали, да велит ребятам сидеть тихо-тихо, не болтать и не смеяться. И крадутся они вдоль колючей проволоки как настоящие разведчики — ведь если Нинкин отец увидит, что опять рядовой Громов в самоволку сбежал да еще и детей прихватил — ужас, что будет! И только миновав позиции, он гикнет, огреет лошадь кнутом, и бричка загромыхает по проселку, свежий ветер брызнет в лица, надует пузырями рубашки и сарафаны.
Кто еще может ее научить ездить верхом, подложив на лошадиную спину вместо седла сложенное вчетверо старое байковое одеяло? Кто еще не забудет проведать, когда мама уедет в городские магазины, и накормит горячей рассыпчатой картошкой?
Вот и получается, что без Федора Нине будет плохо и тоскливо. А ведь срок службы у него скоро кончается. И что тогда?
Весна обрушилась на военный городок внезапно. Еще вчера звенела капель, с крыш свисали сталактиты тающих сосулек; на проталинах, между рыхлыми осевшими сугробами, проклюнулись подснежники. Офицерские дети убегали в лесополосу за КПП и часами искали лиловые цветы — хрупкие, ворсисто-бархатные, покрытые седым инеем. Местные жители называли их «сон».
Еще вчера было невозможно пробраться от домиков к казарме — так сильно раскисла черная земля, напитанная потоками талой воды, и неделю не ездили в школу: для того чтобы пробиться к шоссе, нужен был по меньшей мере вездеход.