Девочка походила по траве, устилавшей двор, и спряталась в беседке, увитой виноградной лозой так плотно, что внутри всегда было сумрачно и прохладно. На влажной земле стояли деревянные скамейки, сколоченные соседом дядей Петей-рыбаком. Здесь было любимое место обитателей дома — и детей, и взрослых. Все лето беседка гудела, как улей, наполненная смехом и разговорами.
Но сегодня она сидела в сыром полумраке одна. Может быть, уже можно к Леле? Вышла и позвала бабушку:
— Ба! Который час?
Бабушка выглянула из окна:
— Восемь пятнадцать.
— Ба! Уже можно к Леле? — заныла девочка.
— Ниночка! Сколько раз я тебе объясняла: неприлично тревожить людей в такую рань. Дай людям отдохнуть.
— Ну я уже больше не могу. Я тихонечко постучу в дверь. Леля все равно не спит. Я знаю — она рано встает.
Тут из своего окна выглянула Леля:
— Нинка! Иди уже, я тебе открою. Только тихонько. Мои еще спят.
Счастливая Нина вихрем взлетела на второй этаж и оказалась перед дверью раньше, чем Леля успела отойти от окна.
В кухне она уселась в углу между столом и буфетом. Перед ней тут же оказались большая чашка чая и толстый бутерброд с сыром. Как вкусно! Дома так вкусно не бывает! Ела и смотрела, что делает Леля. Следить за ее домашними хлопотами никогда не надоедало. На газовой плите стоял огромный бак. В нем кипело и фырчало белье. Тетя убавила газ, сунула в бак гибкий резиновый шланг, свободным концом опустив его в старую кастрюлю, немного заполненную водой. И грязная вода из бака сама побежала в кастрюлю! Нина удивилась, а Леля тут же объяснила:
— Мне такую тяжесть в жизни не поднять. Вот и приходится закон сообщающихся сосудов применять. Физика даже домохозяйкам нужна!
Какая Леля умная! Нина загордилась своей тетей. А та летала по кухне, успевая стирать, резать лук, крутить ручку мясорубки, варить манную кашу, мыть посуду и болтать с Ниной.
Постепенно квартира просыпалась. У раковины в кухне выстроилась очередь за умыванием. Леля накрыла на стол. Сначала взрослые ели яичницу и пили чай, а потом поставили перед детьми тарелки с манной кашей. Четырнадцатилетняя Женя, считавшая себя взрослой и поэтому незаслуженно обиженной тем, что ее усадили за стол вместе с младшими сестрами, недовольно сказала, отодвигая от себя тарелку с кашей:
— Какая-то она горелая!
Каша и вправду слегка подгорела, пока Леля металась от белья к плите. Но она немедленно нашла выход:
— Это особенная каша. Приготовлена по походному рецепту. Называется «каша с дымком»!
Авторитет Лели в вопросах кулинарного искусства был настолько незыблем, что девочки без тени сомнения поверили ей на слово и все съели, попутно восхищаясь небывалыми достоинствами новой каши.
А Леля тем временем рассказывала Мире Наумовне о своем вчерашнем походе в очередной отдел кадров:
— Главное, по телефону обо всем договорились. Они были готовы взять меня с руками и ногами. Сказали: «Приходите с документами, будем оформляться». Ну, сама понимаешь, фамилия сомнений не вызывает.
— А потом паспорт увидели — и до свидания, — понимающе вздохнула Мира Наумовна.
— Еще хорошо, что у меня ума хватило девичью фамилию оставить. Сколько раз она меня выручала! Сосновская — это вам не Гольдман. Елена Семеновна Сосновская — не подкопаешься, — горько усмехнулась Леля.
— А при чем тут фамилия и паспорт? Почему тебя на работу не взяли? — не выдержала Нина.
Леля с сомнением посмотрела на Нину, раздумывая, стоит ли говорить с ребенком о серьезных вещах, но потом, махнув рукой, устало сказала:
— Так ведь мы евреи, деточка.
Нина очень удивилась:
— А это кто?
— Это такой народ.
— Я про такой народ первый раз слышу. У нас есть братские народы: русские, украинцы… Вот еще: грузинцы, молдаванцы. А вы, значит, еврейцы?
Женя не выдержала:
— Мама, зачем ребенку голову забивать? Вырастет — сама узнает.
— А я уже выросла!
— Ну раз выросла, так должна знать, что мы евреи.
— А я кто? Я тоже с вами хочу.
Тут все засмеялись, а Лера успокоила:
— И ты тоже еврейка.
— Я?! А мама? А папа? А бабушки?
— Все.
— И поэтому нас не берут на работу? А что мы натворили?
Леля уже была не рада, что затеяла при Нинке этот разговор. К чему девочке взрослые проблемы? Успеет еще, получит свое. Но теперь от нее так просто не отвяжешься. Придется объяснять.