Оля прилетела в Киев без предупреждения. Не хотела сообщать о своем приезде заранее, чтобы никого не обременять поездкой в аэропорт, тем более что рейсы из Хабаровска постоянно задерживали — можно было и двое суток провести в бдениях у окошка справочной: вылет откладывали бесконечно, то на час, то на два. И только получив багаж в Борисполе, позвонила из автомата домой.
Она с трудом несла чемодан и сумку, набитую соленой рыбой и банками с икрой. На углу Игоревской остановилась отдохнуть и вдруг увидела молоденькую бело-розовую девушку, в которую превратилась пухлая булочка-Нинка.
Сахалин приветствовал Нину дождем. Он почти скрыл серой пеленой приземистое здание и бетонную полосу, носящие гордое звание «аэропорт». Федор, нетерпеливо топтавшийся за металлическими прутьями забора, встретил Нину совершенно обалделым взглядом, удивленный преображением ребенка в почти взрослую девицу. Ожидая мать и сестру в конце июля, получил в месткоме путевку в пионерский лагерь на вторую смену. (Сезон на туманном острове начинался с июля, в июне было слишком холодно для юных октябрят и пионеров.)
Пока ехали в дребезжащем сто восьмом автобусе в город, Федор расписывал достоинства лагеря: домики на сопке, а внизу, буквально в ста метрах, — море. И что самое главное — по случайному стечению обстоятельств геологическая партия будет вести разведочные работы неподалеку. Палатки уже разбиты прямо под сопкой, поэтому Нина с ними надолго не расстанется.
Но поездку в лагерь пришлось отложить: в дороге Нина простудилась. Отчихав и откашляв несколько дней, отбыла вместе с Олей к месту отдыха и развлечений. Неторопливый автобус качался по неровной дороге, вздымая пыльное облако, оседавшее и на окрестности в радиусе двадцати метров, и на пассажиров. Девочка во все глаза смотрела на гигантские травяные растения, которые по высоте вполне могли бы сойти за небольшие деревья, а лопухи — при необходимости служить зонтиками. Придорожные склоны были покрыты густыми зарослями бамбука, сухо шелестевшими при каждом порыве ветра. Слева расстилалась низина, поросшая лесом, прерываемая мелкими ручьями и болотцами с черной водой, которым не хватало только страдающей Аленушки, застывшей в печали на камне. Нина, при своем минорном настроении, вполне могла бы ее заменить.
Параллельно дороге, в серо-голубой дали, тянулась синусоида сопок. В целом необычный пейзаж, выдержанный в пастельных приглушенных тонах, мог бы считаться фантастическим, если бы Нина приехала прогуляться по туристическим маршрутам. Но остров отнял отца, разлучил ее с родными и близкими, а главное — с Гришей, поэтому она категорически не хотела видеть хорошее, а придирчиво искала недостатки, чтобы немедленно уговорить всех вернуться в Киев.
Разлука с Гришей была просто невыносимой. Воспоминания о нем становились навязчивым рефреном. Она то перемалывала их прошлые встречи и разговоры (причем обязательно в качестве декораций присутствовали киевские улицы), то придумывала новые сюжеты, в которых они с Гришей исполняли роли главных героев. В эпизодических были заняты Лера и Женя, тетя Леля и дядя Миша, бабушки, а также менее значимая киевская массовка.
Неожиданно автобус остановился. По ступенькам поднялись два милиционера. Старший объявил:
— Граждане! Приготовьте документы.
Пассажиры закопошились, а Нина, удивленная странным требованием, спросила:
— Мама, зачем проверяют документы?
— Затем, что Сахалин — закрытая зона. Сюда так просто не прилетишь — или прописка нужна, или вызов.
— Почему?
— Близко к границе, — пожала плечами Оля.
— Так мы же на острове. Кругом вода, — продолжала приставать Нина.
— Границы не только по земле проходят, но и по морю, — скороговоркой прошептала Оля, протягивая документы милиционеру, поравнявшемуся с ними. Он внимательно просмотрел Олин паспорт, сверяя изображение на фото с оригиналом, и, видимо, остался удовлетворен, потому что на Нинкино свидетельство бросил лишь беглый взгляд и едва уловимо подмигнул девочке.
Процедура проверки документов, казалось, была обыденной, никто беспокойства не проявлял. Внезапно милиционер строго сказал кому-то в глубине автобуса:
— А где разрешение? Нет? Выходи на улицу.
— Да я к брату на свадьбу еду. Не успел разрешение взять. Честное слово, первый и последний раз! Пропустите меня, пожалуйста.