Воскресным утром, в день концерта, обнаружилось, что вчерашнее пение не прошло даром: Наташа потеряла голос. Она сипела и шипела, как старая граммофонная пластинка:
— Ой! Говорить не могу. Петь не могу. Как мы будем выступать?
— Я знаю! — вспомнила Нина. — Надо пить горячий чай.
В столовой во время завтрака девочки заставили осипшую певицу выпить три стакана. Каждый глоток сопровождали озабоченными взглядами, сосредоточившись на целебных свойствах процедуры. После второго стакана пациентка взмолилась:
— Все! Больше не могу!
— Можешь! — категорично сказали подружки.
Несчастная жертва вокала, давясь и морщась, выпила третий.
— Пой! — приказала Нина.
— Дивлюсь я на небо… — захрипела Наташа.
— Молчи! Нужны сырые яйца, — решила Света.
Подружки помчались в кухню, подлизываться к поварам, и выпросили два сырых яйца. Нина взболтала их в наспех ополоснутом после бесполезного чая стакане.
— Пей!
На лице Наташи отразились отвращение и ужас.
— Пей! — Нина сунула стакан прямо ей под нос.
Та, закрыв глаза, героически выпила.
— Ну как? — девочки ожидали немедленного результата. Наташа послушно зашипела:
— Дивлюсь я на небо… Ой!
Нина безнадежно произнесла:
— Ничего не поделаешь. Песня отменяется. Жаль.
— А можно, я с тобой спою? — неожиданно предложила Света. — Пока вы репетировали, я все слова выучила.
Наташа молча, в знак согласия, затрясла головой, а Нина бурно обрадовалась:
— Здорово! Давай попробуем спеть, а?
Голосок у Светы был небольшой, но чистый. Она старательно выводила мелодию, и ее глаза сияли от удовольствия.
— Класс! — Нина расцеловала Свету, и троица вернулась в отряд.
Перед концертом, за импровизированными кулисами, к Нине подошли ведущие, девочки из их отряда.
— Вашу песню убираем из программы. Наташка-то хрипит, — деловым тоном уточнила энергичная Лена-маленькая.
— Нет-нет, не убираем. Света будет петь вместо Наташки.
— Света? Украинскую песню? — презрительно процедила медлительная Лена-большая.
— Да не волнуйтесь, она слова прекрасно знает и поет просто замечательно, — заторопилась Нина.
— Дело вовсе не в тексте. Ты себе представляешь, как это будет выглядеть? Света! Поет! Украинскую песню! — четко разделяя слова, чтобы их смысл дошел до непонятливой Нины, объяснила Лена-маленькая. — Абсурд!
— Ты что, хочешь, чтобы вас засмеяли? — поддержала ее Лена-большая. — Кореянка поет по-украински! Курам на смех! Короче, песню из программы вычеркиваем. Свету я уже предупредила. Она все поняла.
Нина бросилась искать подругу. Концерт уже начался, и над сопками летели бодрые слова:
И многоголосый хор дружно утверждал:
Светы нигде не было: ни в мокрой беседке, ни в столовой, ни на пустой танцплощадке. Нина забыла и об испанском танце, и о кастаньетах, и о том, что в зрительном зале ждут ее выхода на сцену мама и Федор.
Единственным неисследованным местом оставалась спальня. Девочка действительно оказалась там. Нина застала ее в тот момент, когда она защелкивала замки на своем коричневом фибровом чемоданчике.
— Уезжаешь? — горестно спросила Нина.
— Да. Мы с мамой как раз на автобус успеваем.
Нина молча стояла, не находя слов. Обида за подругу переполняла ее. Света улыбнулась:
— Не грусти! Все нормально. Ну, я пошла. Пока! — и, подхватив чемодан, исчезла за дверью.
Нина бросилась ничком на кровать. Пропади все пропадом!
Поздно вечером, когда все уснули, ее потрясла за плечо Наташа:
— Спишь? А я слышала, что девчонки собрались тебя как следует ночью отлупить.
— Что? — в это трудно было поверить. Что значит «отлупить»? Да ее никто пальцем в жизни не тронул!
— За то, что ты придумала эту идиотскую затею с песней. Светка наверняка мамаше нажаловалась, вот ее и забрали из лагеря.
Нина лихорадочно натянула «техасы» и свитер. Где эти проклятые кеды? А, вот они! Она выбежала в темную моросящую мглу и, не разбирая дороги, помчалась вниз по склону, к палаткам геологов. Бежать! Бежать из этого вмиг опостылевшего лагеря, от этих жестоких и равнодушных людей!