Однажды в субботу подруги закончили смену в два часа. Света предложила зайти к ней домой, перекусить, а там видно будет. Прежде Нина у нее дома не бывала, потому что жила она далеко — во Владимировке, в районе деревянных домов, за каменным мостом через мутную Сусую. Добираться туда было далеко и не очень удобно.
Большую часть пути девушки шли пешком, вначале по обочине дороги, а затем, свернув в паутину переулков, прямиком через непролазную грязь. Обходить лужи было бессмысленно, даже вплотную прижимаясь к серым покосившимся заборам, за которыми, эстафетой передавая пешеходов от двора к двору, захлебывались лаем собаки.
Нина была в этом районе впервые и рассматривала окрестности с любознательностью исследователя. Больше всего ее удивили названия улиц — полная дисгармония с незатейливым пейзажем.
— Улица Достоевского. Интересно, почему ее так назвали? Даже Петербург в его романах таким мрачным не был.
— У нас тут и улица Лермонтова есть, еще страшнее, — засмеялась Света. — А еще Толстого и Маяковского. Всех классиков русской литературы на грязную окраину загнали.
— Скорее всего, какой-то романтик названия давал. А Чехов? Улица Чехова есть? — заволновалась Нина о любимом писателе.
— О, конечно! Только она в центре.
— Точно. Я совсем забыла. Но это странно. Уж собрали бы всех в одном месте. Это, наверное, ему такая честь за то, что «Остров Сахалин» написал. Читала? — спросила Нина.
— Конечно. Прекрасная вещь, правдивая. Только страшная очень. Хорошо, что это все в прошлом.
— А я, знаешь, о чем иногда мечтаю? — задумчиво протянула Нина. — Вот приехал бы Антон Павлович на Сахалин сейчас. Даже не приехал, а прилетел. Мы бы его в аэропорту встречали, а потом водили по городу и показывали музей, и машины, и кино, и дома пятиэтажные, и больницы, и все-все, а он бы удивлялся!
— Нет, ты неисправимая фантазерка! — Света залилась смехом. — Хватит выдумывать, тем более что мы уже пришли.
Она толкнула калитку, и подруги вошли в ухоженный двор.
Деревянный дом был удивительным: низкий и маленький снаружи, внутри он неожиданно оказался большим, с огромной квадратной кухней и пятью-шестью комнатами. Может быть, иллюзию простора создавало почти полное отсутствие мебели.
В центральной комнате стоял низенький деревянный столик, не выше полуметра, за который и пригласила сесть гостью мама Светы, Гым Нё, или просто тетя Галя. Она поставила перед девушками множество маленьких пиалочек, наполненных незнакомой пряной едой. Света взяла палочки, а потом засомневалась:
— Может, тебе ложку дать или вилку?
— Будь спок! — уверенно сказала Нина и храбро взяла палочки, вспомнив науку вьетнамцев десятилетней давности. Тетя Галя что-то скороговоркой сказала дочери, и та засмеялась:
— Мама удивляется, что ты умеешь есть палочками.
— По-моему, есть палочками гораздо проще, чем сидеть на полу. У меня уже спина болит и коленки не помещаются.
Действительно, сидеть перед низким столиком сначала было терпимо, а минут через десять Нина начала ерзать, то вытягивая ноги вперед, то заваливаясь набок, то садясь на колени.
Гым Нё, увидев муки своей гостьи, принесла пару подушек, и стало гораздо удобнее. Не обошлось и без пожара во рту с непривычки, но все равно было очень вкусно, особенно когда Света подсказала не забывать про рис и обмакивать кусочки чего-то необычного в соус.
Девочки немного посидели у Светы в комнате. Пока подружка переодевалась, Нина рассматривала книги на полках. Почти те же, что и у нее: русская и зарубежная классика, стихи Есенина, Ахматовой, Цветаевой.
Потом отправились в кино. В «Спутнике» показывали «Красную мантию». Билетов, конечно, не было, но можно было попытаться купить с рук, если повезет. На прощание Гым Нё дала Нине пакет с воздушным сладким рисом для Сашеньки.
— Приходи еще! — помахала она с порога вслед.
В начале февраля началась оттепель, ошибочно принятая Ниной за необычайно раннюю весну. С крыш полилась вода, не успевающая застыть сосульками, под ногами хлюпало мокрое месиво тающего снега, и так весело было, расстегнув верхнюю пуговицу пальто, подставлять сырому теплому ветру лицо и шею.
Ночью за окном свистел и бесновался другой ветер, более нахальный, чем дневной, прикинувшийся невинным тихоней.
Утром вставать не хотелось, потому что за черными окнами летела ледяная мгла. Нина прижалась носом к стеклу: ничего не видно. Снег мчался плотной завесой, скрывающей улицы и дома. К сахалинским метелям было не привыкать — для нее это была уже третья зима на острове. К тому же поликлиника находилась недалеко. Закутавшись получше, Нина пошла на работу.