— А еще кто из евреев? — проявила любознательность Вера Ивановна.
— Из знаменитых — Левитан, Пастернак, Эренбург, Мейерхольд… — Нина начала перечислять длинную череду имен, но тут ее прервал знакомый веселый голос:
— Привет, рыжая!
В окошке улыбалась исхлестанная колючим снегом до красноты счастливая физиономия Сереги Пастухова, бывшего одноклассника. В школе он постоянно находился в пределах видимости, и Нина привыкла к его неизменному присутствию. Когда он исчез, даже чего-то не хватало.
— Привет! — обрадовалась Нина. — Куда ты делся?
— Грызу гранит науки во Владике, в универе. Покоряю биофак.
— Молодец! Нравится?
— Еще бы!
И Сережка принялся рассказывать байки о веселом студенческо-общежитском житье, перемежая их восторженными рассказами о приморском городе в целом и перспективах биологии в частности.
— Я вот на каникулы прилетел, еще вчера. Если б на день задержался — хана! Аэропорт закрыли. Ну и погодка! — Он восхищенно покрутил головой, так что длинные, до плеч волосы, обычно свивавшиеся в крупные кольца, закачались мокрыми сосульками.
К слову, из-за шевелюры его вечно ругали учителя и вызывали в школу мать, а раз даже прорабатывали на комсомольском собрании. Но Серега медно-красные волосы берег, а Нину, словно в насмешку, называл рыжей, хотя ее волосы были обычного пепельного оттенка.
— Я думал, ты в Москве. А вчера встретил наших, говорят — ты в поликлинике. Случайно мимо проходил: дай, думаю, зайду. Посмотрю на подругу дней моих суровых, голубку дряхлую мою…
Нина слушала этот треп, шитый белыми нитками. Как же, шел он мимо совершенно случайно. Ну сказал бы прямо, что хотел повидаться, что такого? Она сама страшно рада его видеть. Даже соскучилась. И будет кому до дома проводить в эту жуткую пургу.
В родном доме жизнь была суматошной, совсем непохожей на размеренную киевскую, в которой царил тщательно выверенный устоявшийся порядок и каждая вещь знала свое место. В новой четырехкомнатной квартире, куда они недавно переехали, бушевала стихия. Двери всегда были открыты настежь, причем зачастую в прямом смысле. Утром, обнаруживая незапертый замок, поднимали шум в поисках виноватого. Но разве ж его сыщешь? Друзья-приятели, знакомые, сослуживцы — все тянулись к Ольге Борисовне, несмотря на свой юный возраст.
Ольга Борисовна обладала удивительным свойством располагать к себе людей. Она всегда была готова выслушивать бесконечные исповеди своих подопечных. Незамужние девушки могли часами рассказывать о своих сердечных переживаниях, молодые мамаши советовались по более насущным вопросам — как купать, чем кормить и что делать, если малыш орет всю ночь напролет: устанавливать дежурство с отцом ребенка или махнуть на него рукой, все равно, кроме ругани, ничего путного из этого не выйдет.
Мужчины до нытья в жилетку, как правило, не снисходили, хотя бывало… В основном вели беседы на производственные темы, к которым присоединялись Галя и Федор. Обычный треп с геологическим уклоном. Упоминать о материальной стороне жизни — деньгах, коврах, хрусталях и тряпках — не только никому в голову не приходило, но считалось дурным тоном и мещанством.
Однажды в дом заглянула соседка из квартиры напротив, утонченная дама средних лет с претензией на светскость, жена полковника-танкиста. Увидев у Оли двух-трех приятельниц, она начала курсировать через лестничную площадку, демонстрируя наряды, не заметив недоуменных взглядов и полного отсутствия интереса к такой животрепещущей теме.
В Олином доме в основном говорили о литературе, живописи, истории, архитектуре, не замечая, что на дворе давно уже ночь-полночь, а утром нужно идти на работу.
Как-то само собой получилось, что все красные дни календаря бурно праздновались на той же территории. Во многом этому способствовало географическое расположение дома: колонны трудящихся 1 мая и 7 ноября, пройдя обязательным маршем по улице Ленина, по одноименной площади, мимо одноименного памятника, у подножия которого стояли трибуны с озябшими партийными деятелями, заканчивали свое стройное шествие как раз у Олиного дома. И естественным образом веселая голодная молодая толпа вваливалась в гостеприимный дом, где уже ждали накрытые столы, раздвинутые по такому случаю во всю длину. Иногда Ольгу Борисовну дружным хором отпрашивали у строгого начальства от обязательного присутствия на демонстрации, чтобы она могла успеть все приготовить. Чаще всего два дня до праздника варила, резала и пекла, а Федор носился по окрестным магазинам, давясь в очередях и добывая продукты.