Узнав из первых уст подробности весеннего половодья, молодой человек не преминул справиться и о качестве продукции Ишимского винно-водочного завода. Чуть засмущавшись, девушка ответила:
- Так, поди, нихто ещё не отравился.
Сказано это было с особенным местным выговором, когда последний слог предложения интонационно поднимают вверх, и я невольно улыбнулась. Под стук колёс и познавательную беседу молодых людей уже в полудрёме на меня нахлынули воспоминания...
По прошествии стольких лет, я призналась себе, что тогда, после техникума, психологически не слишком-то была готова к самостоятельной жизни. Всё-таки домашних девушек отпускать во взрослое плавание вдали от родных берегов надо постепенно. А я рванула на всех парусах за 3000 верст от дома, туда, где, по сути, я была совсем одна. Жизнь не заставила себя ждать и подбросила пару непростых ситуаций, справляться с которыми пришлось самой, как умела. Кажется, мне не хватало домашнего тепла и любви, хотя я вряд ли осознавала это тогда. Да ещё эта непонятная история с друзьями, которые так внезапно вычеркнули меня из своей жизни? Почему они это сделали? Этот вопрос всё время крутился в моей голове.
Потом умерла бабушка в Омске, и связь с детством оборвалась почти окончательно...
А в 24 года пришла болезнь с длинным трудно запоминающимся названием лимфогранулематоз. У меня обнаружили опухоль лимфоузлов, практически сразу после того как я родила дочку. Лечатся такие заболевания непросто и, к сожалению, не всегда успешно. Год жизни прошел в областной больнице в другом городе Подмосковья. Операция, химиотерапия, облучение. С Божьей помощью болезнь отступила, а я стала верить в Бога. Этот непростой отрезок жизни научил по-другому ценить жизнь. Но излечилась ли тогда моя душа?
Грустное и весёлое почти всегда идут рука об рука. Больница вспоминалась не таким уж тёмным пятном, мы умудрялись улыбаться и там. Двух пациенток из соседней палаты медсёстры по утрам громко звали на утренние процедуры. Уколы они, конечно, делали не только им, но и многим другим. Но нас почему-то неизменно веселило сочетание двух, в общем-то, обычных, женских фамилий:
- Васина, Колбасина! - согласитесь, звучит забавно.
А вот история с исчезнувшими друзьями никак не хотела отпускать...
Тут я всё-таки заснула под стук колёс, а проснулась практически уже в Омске.
Моё поколение
Сегодня молодёжь крутит в руках спиннер, который готов вращаться без устали, почти как вечный двигатель (и как мы жили раньше без спиннеров?), а мы приносили в техникум кубик Рубика и собирали его на скорость и на переменах, и на занятиях. Импортный кубик вращался намного легче российского, появившегося чуть позже. Да и по цветам был гораздо насыщеннее. Отечественный скрипел, грозился развалиться на каждом движении, но всё-таки вращался. Мы с усердием осваивали сборку и тех, и других. У многих это получалось и довольно ловко.
И ещё мы дружили, влюблялись, ходили на дискотеки.
Наши преподаватели были весьма строги, не все, но большинство. Однажды со мной произошёл курьёзный случай, который запомнился, несмотря на его давность.
В нашем техникуме, состоящем из старого и нового зданий, было очень легко заблудиться. Переход из одного строения в другое был возможен только в определенном месте. При этом нужно было спуститься на этаж, затем подняться, свернуть в правильную сторону, снова подняться и только после этого проследовать в нужном направлении. Практически лабиринт для человека случайно оказавшегося в стенах нашего учебного заведения. Как в фильме "Чародеи":
- Люди, а где здесь выход?
Мне не раз приходилось сопровождать родителей кого-то из учащихся, тщетно пытающихся найти переход самостоятельно.
Так вот, в тот день в расписании занятий у нас стояла пара по обществоведению, а вела это предмет преподаватель из филиала. Кажется, она работала с заочниками в каком-то другом здании техникума, а в главном корпусе (это там, где учились мы) была гостем редким. К тому же она часто уходила на больничный по причине нездоровья детей. Тогда её уроки либо кто-то замещал, либо в нашем расписании появлялись "окна". В виду этих особенностей преподавания студенты знали её плохо. А она, в свою очередь, не очень хорошо помнила нас и лабиринты наших переходов.
- Принесите мне, пожалуйста, журнал группы из 226 кабинета старого корпуса, а в аудитории 226 "А" захватите мою сумочку, - вдруг попросила она меня в начале урока.
- Конечно, - радостно откликнулась я и отправилась за журналом, так как сделать это мне было совсем не трудно. Однако, этот квест оказался не таким уж и лёгким.
226 кабинет был просторным, с кафедрой у доски и маленькой подсобной комнатой для учителя. Двери на входе были двойными. Я постучала в одну из них, тихонько поздоровалась (видимо недостаточно громко) и вошла в аудиторию. Занятий в этот момент в кабинете не было, но в другом конце его за столом восседала преподаватель Истории КПСС Ульяна Дмитриевна. На нашей специальности ни историю, ни обществоведение она не вела, но была нам хорошо известна. Не замечать её было невозможно. Это была высокая и статная женщина, мощная, во всех смыслах этого слова, с сильным грозным голосом. В стенах техникума голос звучал зычно, особенно если Ульяна Дмитриевна сердилась.
Когда я вошла в кабинет, Ульяна Дмитриевна сосредоточенно работала с тетрадями за столом кафедры. Я подумала, что не стоит отвлекать её от важных занятий, и постаралась сделать всё быстро и тихо. В маленьком подкабинете я без труда обнаружила журнал нашей группы и взяла его со стола. Не ожидая подвоха, собралась покинуть 226 кабинет, как вдруг предо мной выросла грозная фигура учительницы. Строгий взгляд сверху вниз, руки, упёртые в бока:
- Великолепно!- вскричла Ульяна Дмитриевна, а она умела быть грозной, когда желала произвести соответствующий эффект. - Кто вы такая? Почему зашли, не поздоровавшись, и как посмели взять журнал? Знаете ли вы, что на "закрытых" специальностях (где готовили специалистов для оборонных предприятий) брать журнал в руки может только староста? Тем более в конце семестра перед экзаменами.
- Меня послали за журналом, я здесь по просьбе учителя обществоведения, - робко попыталась вставить я свою реплику.
Но меня пока не слушали. Ульяна Дмитриевна всё больше распалялась, и голос её звучал всё возмущеннее. Высказав мне всё, что она обо мне думала, в какой-то момент Ульяна Дмитриевна всё же решила дать мне слово:
- Это грозит вам отчислением! Вы это понимаете? Так, кто, вы говорите, вас послал?
Наконец-то у меня появился шанс хоть что-то объяснить. Я набрала воздуха в лёгкие и с ужасом поняла, что имени преподавателя я не помню. Оно было каким-то мудрёным и всплывать в памяти отказывалось. Пауза затягивалась, Ульяна Дмитриевна смотрела на меня уже не с показной, а реальной строгостью, даже некоторым удивлением. Я поняла, что молчать дальше нельзя и, как в омут с головой, выпалила: