Цвайгль прошел вместе с сыном в кухню. Там был самый яркий свет во всей квартире, от большого торшера в углу. Да, он знал о таких вещах, о каких другие и представления не имели. «Слушай, наведи на это ощущение zoom, окей? Как ты его воспринимаешь изнутри, какое оно вообще? Ты нормально дышишь?» Феликс попытался ответить, странно покачиваясь туда-сюда. Наконец он выговорил: «Дышать трудно. Да что же это…» Цвайгль положил сыну руку на плечо и произнес: «Вероятно, то есть возможно, это паническая атака. Но это совершенно нормально, она быстро пройдет и вернется еще не скоро. У меня тоже бывают, точно такие же. Не включить нам ненадолго свет? Смотри, я включаю тебе свет». Он показал на торшер. «Да, пожалуйста», — попросил Феликс. Глубоко тронутый, Цвайгль шагнул к светильнику с причудливо изогнутой подставкой, наступил на выключатель, и в кухне воцарился пронзительный свет, подобный тому, что заливает операционные.
«Когда лежишь, то совсем плохо, — пожаловался Феликс, — а когда сидишь или стоишь, немного получше». Да, Цвайглю и это было известно. Сколько ночей бывало вот так: он уже лег, а потом, медленно и ошеломительно, оно пробуждается в нем, подступает к горлу, как тошнота, ломает винты, срывает резьбу, и вот он уже горит на ослепительном, сверкающем костре отчаянной паники. А ведь так нужно продержаться до самого утра, пусть даже ты уже почти обезумел от повторяющихся каждые несколько минут выбросов адреналина, приказывающих тебе: «Беги!» — и ведь, несмотря на ни что, нужно как-то функционировать, одеваться, везти детей в школу, кормить кота, идти на работу. Феликс рыгнул, его охватила дрожь. Его явно тошнило. «Да, и это тоже!» — сказал Цвайгль. «Это бывает только по вечерам, когда я ложусь спать, — поделился Феликс, — тогда-то оно и начинается». Рукой он массировал желудок. «Только по вечерам». В ярком свете мальчик чем-то напоминал старика. Вроде тех круглоголовых, похожих на эмбрионы, существ, которые порой сидят на автобусных остановках, опираясь на палку. «Да-да», — подхватил Цвайгль. Он знал, что сейчас ему надлежит прошептать какое-нибудь заклинание и излучать умиротворение. «В раковине еще лежит бритва», — подумал он.
«Со мной такое уже часто бывало», — признался Феликс. Он тер рукой по кухонному столу. В этом Цвайгль тоже усматривал смысл. Сначала ты склонен замалчивать собственные страхи. При самой первой панической атаке ты совершенно неправильно воспринимаешь происходящее. «А здесь жжет». «Где “здесь”?» — тоном эксперта осведомился Цвайгль. «Ну, вот примерно здесь». В последние минуты Феликс заговорил на удивление искренним голосом, как в кабинете у зубного. Мальчик указал на грудь. «Ах да, однозначно, — подтвердил Цвайгль. — Это именно оно. Я точно знаю». Цвайгль жестом Тарзана прижал к груди кулак. Он был взволнован, сердце у него сильно билось, уши горели. «Блин, ну что за дерьмо», — выругался Феликс. «Все это пройдет, клянусь», — пообещал Цвайгль. «Папа?» — «Да?» — «Что это у тебя тут?» Цвайгль схватился за щеку, вот оно что, на щеке у него выступила кровь, наверное, он порезался, еще раньше, в ту секунду, когда его охватил ужас. «Ах, это, — отмахнулся он, — так, пустяки, просто порезался. Ой-ой, как смешно. Сейчас помажу чем-нибудь». Он быстро вернулся в ванную и достал из шкафчика дезинфицирующую жидкость. Всего несколько капель ожгли кожу как огнем. Он блаженно впитывал боль. Как затянуться сигаретой ранним утром, сразу после пробуждения. Он стер кровь носовым платком. Влажная щетина вокруг ранки. Бритву он на минуту сунул под кран, а потом бросил в мусорную корзину. «Феликс, я сейчас вернусь!» Он поискал в аптечке лейкопластырь. Пластырь оказался маловат, клеящаяся поверхность прилегала только к части пореза. Цвайгль разгладил его. Когда лейкопластырь идеально распределился по его щеке, он осознал, сколь важен этот миг. На нижних волосках головки зубной щетки висела капля воды. Лицо его парило в зеркале прямо перед ним. У Феликса панические атаки. Цвайгль стоял перед зеркалом, тяжело дыша. Его внутренние голоса почти смолкли. Теперь его мысли, как положено отцу, обрели методичность и образность. Его овевало будущее. «Что ж, дело сделано», — сказал он.
Когда он вошел в кухню, мальчик все так же, сгорбившись, сидел на стуле. Хотя от его руки исходил резкий запах дезинфекции, Цвайгль погладил сына по голове. «Всё опять…», — начал было он. «Ммм», — пробормотал Феликс. «Я посижу здесь, пока тебе не станет легче, да? Если устал, можем вернуться в комнату». Феликс поднялся и несколько раз лихорадочно покрутил руками. «Черт, — выругался он, — что за фигня». И что-то набрал на своем айфоне. Цвайгль, заметив это, терпеливо повторил: «Что ж, это паническая атака, это… это понятно». Но Феликс все продолжал набирать и искать. Цвайгля немного уязвило, что Феликс не принял сразу же как должное его объяснение, но мальчик, скорее всего, сейчас пребывает не на пике страха, а в ложбинке, где можно ненадолго совладать с собой и еще пытаться что-то сделать.
«Я должен что-то придумать, я хочу, чтобы оно ушло, fuck!» — произнес Феликс. Теперь он набирал на айфоне какой-то текст большими пальцами обеих рук. Цвайгль терпеливо сидел напротив. Мальчик скоро заметит, что это все безнадежно. И тогда он станет его утешать и успокаивать. Он услышал, как Феликс недовольно бормочет, мол, айфон тормозит и зависает, сколько можно тупить-то. «Ничего страшного, — сказал Цвайгль, — надо подождать». Феликс в ответ только слегка покачал головой и раздраженно выдохнул. «У меня вначале было так же», — продолжал Цвайгль, но умолк, когда мальчик, не дав ему закончить фразу, с отвращением уставился на него. Он не хотел слышать правду. Хорошо, понятно. Нельзя на него за это обижаться. «Acid»,[42] — пробормотал мальчик, не отрываясь от айфона, а потом добавил: «А ты не мог бы выключить яркий свет? У меня от него голова кружится». Нет, хотел было возразить Цвайгль, голова у тебя кружится не от яркого света, глупыш, это паника, я все это знаю, я это знаю, — но не стал возражать и потянулся к торшеру.
«Can feel like a heart attack»,[43] — прошептал Феликс. Это было похоже на текст какой-нибудь рок-баллады. Но это Феликс зашел на какой-то информационный медицинский сайт и читал контент. Потом он вдруг громко рыгнул, встав при этом со стула. И прозвучало это как-то неестественно, странно. В одной руке он держал айфон, тихо читая текст с экрана, а другой массировал живот. Потом он заметил лежащий на полу крохотный кусочек салата. Поднял его, отнес через всю кухню и выбросил в мусорное ведро. У Цвайгля чуть было не выступили слезы на глазах. «Совсем как я!» — подумал он. Во всем, даже в этих маленьких деталях. Стремится все убрать, вычистить, даже когда вне себя от паники, да, каждый раз. «Окей, — произнес Феликс, — значит, здесь написано, может быть, это… Окей, подожди… “can cause intense anxiety”[44]…Но, fuck, есть оно вообще у нас дома?» «Что есть у нас дома?» — переспросил Цвайгль. Но Феликс кинулся мимо него в ванную.
Цвайгль обнаружил его возле аптечки. Нет, никаких успокоительных мальчик там не найдет.
Все выброшено много лет тому назад. «Ага, yes!» — крикнул Феликс. В руке у мальчика была упаковка «Ренни». Что это значит? Феликс выдавил две жевательные таблетки из блистера и сунул в рот. Цвайгль был ошарашен, но по-прежнему смотрел на сына с глубоким чувством отеческого соучастия. Напрасные усилия Феликса напомнили ему о том, что каждый раз происходит в душе у него самого, и о том, насколько легче было бы ему, если бы рядом с ним оказался старший товарищ, который не понаслышке знал о таких муках и жил с ними много лет, и одним своим присутствием и человеческим теплом мог бы смягчить остроту его отчаянных и бессмысленных попыток от них избавиться. «Ну, давай же, дерьмо», — донесся до него голос Феликса, и он невольно усмехнулся. Мальчик оглянулся на него, словно для того, чтобы удостовериться, что Цвайгль тоже понимает, что он делает. Странно. «Особого облегчения это не принесет, — принялся мягко и осторожно поучать Цвайгль, — причина-то внутри». Цвайгль постучал себя пальцем по голове. Феликс не смотрел на него, а стоял, прижавшись лбом к зеркалу в ванной, словно сросшись со своим сиамским близнецом. В этой странной позе он продолжал поиски в интернете. Да, он пока пребывает в той фазе, когда надеешься найти какие-то объяснения во внешнем мире. «Поначалу кажется, что это возможно, — сказал он Феликсу, — но не пугайся, если потом…»