Вскоре она перестала отвечать на его послания, и он предположил, что она снова вернулась в Англию. Может быть, отец ее ребенка — англичанин? Он представлял себе этого незнакомца очень маленьким, достающим ему до груди. В последующие недели он уже не мог мастурбировать, глядя на ее старые снимки. Она очень изменилась. Теперь она носила совсем другую прическу, что-то в стиле двадцатых, на косой пробор. «Как у стенографистки», — сказал он себе. Во время пробежки он заметил необычайно красивого пса. Окрасом он напоминал дирижабль.
Спустя несколько недель, уже в разгар лета, в центре города он снова увидел ее. Вместе с дочерью она выходила из магазина одежды. В тот день на нем как раз была футболка с принтом — логотипом его любимой группы «R.E.M.». По какой-то загадочной причине ему показалось самым разумным остановиться перед матерью и дочерью, обеими руками, хип-хоповым жестом, указать на этот логотип и спросить: «Alright?» Но они не обратили на него внимания. Через несколько шагов женщина взяла девочку на руки, хотя, как ему показалось, ребенок уже вышел из этого возраста.
Он вспомнил, что в детстве каждый день перед сном слушал кассету с записью одной и той же аудио-пьесы и проигрывал ее так часто, что голоса актеров стали звучать странно растянуто и зловеще гулко. Сюжет строился вокруг приключений молодой журналистки: она смотрит в телеобъектив своей фотокамеры и замечает, как из воздушного шарика, который запускает в парке клоун, начинает выходить газ. Этим газом отравляются люди, чуть ли не полгорода. Однако невооруженным глазом этот газ увидеть нельзя. Тогда осознание того, что объектив способен увидеть больше, чем обычный глаз, казалось ему почти волшебным. С тех пор он полюбил фотографию, однако, когда его спрашивали, кто у него любимый фотограф, его неизменно возмущала глупость этого вопроса. «Никогда ни с одним не сотрудничал», — отвечал он в таких случаях.
Каждый день он говорил по телефону с матерью. Ей было шестьдесят, она страдала тяжелой формой бессонницы. Она постоянно спрашивала, как у него с глазом. И как он с болезнью борется. Он отвечал, что занимается на тренажерах, много бегает. Все дело наверняка в недостаточном кровоснабжении. «И пятно не блуждает?» — осведомлялась она. «Нет», — отвечал он. Оно не покидало избранного места. Именно оно первым являлось ему каждое утро. В ранние часы, в предрассветных сумерках, оно, как жидкий студень, подрагивало где-то на краю поля зрения. Его мать считала, что все дело в дефиците железа.
В интернете развелось столько женщин, что из-за этого им нередко овладевала ярость. Трудно было уже просто ходить теплым днем по улице. Они повсюду стояли или перемещались туда-сюда, почти голые. Это было унизительно.
Иногда он представлял себя эдаким благодушным стареньким дедушкой, и это помогало. Тогда можно было глядеть на какую-нибудь девицу, сидящую в автобусе, высоко подняв колени, и завороженно созерцающую экран телефона, и думать о том, как сложатся для нее ближайшие несколько лет. И пожелать ей счастья.
По вечерам он, быстро щелкая мышью, просматривал в интернете рекламу туров на Аляску и в Норвегию. Скоро, скоро он увидит северное сияние.
Почти все его друзья и коллеги по работе как минимум во второй раз завели семьи, в которых теперь их собственные дети от предыдущих браков росли вместе с детьми их новых партнеров от прежних браков, они водили всех этих детей на концерты или на писательские выступления, поднимали их, поддерживая одной рукой, и то и дело кому-нибудь передавали. Он был преувеличенно вежлив с ними, и они это замечали. Они передавали ему своих детей, и он вежливо играл навязываемую роль. По ночам ему иногда виделось что-то вроде антенны, движущейся вокруг его кровати, вроде кошачьего хвоста, торчащего вверх, когда кошка носится по комнатам. Но кошки у него не было.
Однажды, далеко за полночь, он увидел внизу, в саду, людей в рабочих комбинезонах, которые обмеряли деревья. Но он всего-навсего арендовал жилье, и деревья ему не принадлежали. Он представил себе, как жил бы здесь с маленькой дочкой, как воспитывал бы ее один, в отчасти трагическом, но одновременно бодро-жизнеутверждающем духе. Гулял бы с ней по аллее. Объяснял бы ей, какие бывают листья на деревьях и какая температура. Он всегда связывал это чувство с одним и тем же образом — с закинутым кверху, довольно жмурящимся лицом, мужским лицом. Борода у него, однако, выросла жиденькая, и потому он снова ее сбрил. Да и время года для бороды было неподходящее. В стенах дома частенько потрескивало и погрохатывало средь бела дня.
Женщина с дочерью объявилась вновь, но лишь для того, чтобы пригласить его на открытие выставки. Какое отношение она сама имеет к демонстрируемым произведениям искусства или их создателю, было неясно. Длинным ножом он разрезал пополам дыню и рукой вычерпал мякоть. Казалось, она тает у него в ладони как лед. Дынный сок закапал на ковер. Ему пришло в голову, что он забыл сфотографировать гнездо, пока птицы не улетели навсегда. Ракурс там был неудачный, ему пришлось бы тащить на балкон стремянку, но все равно уже поздно. Впрочем, он все-таки сохранил несколько веточек, которые в свое время умыкнул из гнезда. Он сфотографировал одну такую ветку на белом фоне, загрузил в свой ноутбук и послал джипег своей бывшей подруге в благодарность за приглашение.
У себя на работе, в супермаркете, он регулярно встречал закутанную с головы до ног в покрывала женщину, она даже носила перчатки, и всё на ней было темно-синее, с металлическим отливом. Вообще-то, это классический цвет автомобилей, думал он, но тут вот в этот цвет облачена женщина. Во всех ее одеяниях была лишь одна узкая прорезь для глаз. Как правило, женщина появлялась в сопровождении детей, двоих маленьких мальчиков с очень решительными лицами. Он подходил к ней, размышлял о подавлении личности, играя ключами от велосипеда в кармане брюк. Он представлял, как заговорит с ней и задаст ей какой-нибудь трудный вопрос. Кто знает, вдруг она ответит. Кроме того, он все чаще размышлял об экстремальных видах спорта. На видео всё это казалось таким несложным.
В бассейне, куда он время от времени ходил по вечерам после работы, он как-то заметил парочку — и он, и она лет двадцати с небольшим, — которая устраивала дуэль на водяных пистолетах. Нырнув в бассейн, они оставили игрушки на своих полотенцах. Он встал и забрал одну — ту, из которой стрелял мальчик. И тут же быстро двинулся к выходу. Это взволновало и взбудоражило его. Потом он, как заколдованный, остановился на трамвайной остановке и выпустил из пистолета всю воду до последней капли. Двое подростков уставились на мокрое пятно на асфальте. Дома он вымыл игрушку с мылом, снова наполнил водой и уселся на балконе. Но дело было вскоре после полудня, да к тому же в каникулы, и на улице не было никого, в кого бы он мог прицелиться. Здание школы напоминало научно-исследовательский институт с пустыми флагштоками и опущенными шлагбаумами на парковке. На одном окне кто-то наклеил из полос широкого скотча косой белый крест.
В выходные друг пригласил его на матч по американскому футболу, в котором участвовала команда «Грац Джайентс». Он плохо понимал, что происходит на поле. Спортсмены были похожи на астронавтов, которые пытаются играть в регби, но, сделав несколько шагов, все время падают. Рядом с футбольным полем возвышалась призрачная фигура, напоминающая воронку торнадо и приводимая в движение сжатым воздухом. Раз в несколько минут фанаты вокруг вскакивали со скамеек и принимались вопить, точно обезумев, а он стоял как бы перпендикулярно их восторгу. Отчасти он даже наслаждался своим положением, воображая себя эдакой рептилией среди сплошных приматов. И старался смотреть перед собой без всякого выражения. Кто-то протянул ему фанатскую дудку, он попробовал в нее дудеть, но раз за разом то запаздывал, то опережал фанатский восторг, и потому ее у него снова забрали. Его друг двумя пальцами отобрал у него дудку, как учитель, конфискующий у школьника без конца звонящий мобильник, чем вызвал у него в душе ощущение блаженства. К концу матча на трибунах появился продавец брецелей, пришелец из привычного мира. Он купил себе крендель и сидел довольный, вокруг него бились волны чужого восторга, вздымающиеся и снова опадающие, а он тем временем невозмутимо жевал — ни дать ни взять сова, вкушающая свою полуночную мышь. В конце концов одна из команд победила. Когда они уходили со стадиона, он опять заметил женщину с дочкой. Он вспомнил ее имя, невольно остановился и присмотрелся внимательнее. Непонятно. Может быть, он обознался. В любом случае, с ней была ее маленькая дочь. И больше никого. На ней была фанатская бейсболка. Друг спросил у него, что случилось. Он махнул рукой, мол, ничего серьезного, вот только ему нужно выйти на улицу и как можно скорее.