— Здравствуй, Томми!
— Здравствуйте, фрау Триглер! — поприветствовал он ее.
Она остановилась, поставив коробку на землю.
— Знаешь, а я ведь здесь тебя жду, — сказала она. — Я должна отвести тебя обратно в учительскую. Должна тебя предупредить, что-то случилось. Давай пойдем, это ненадолго.
Томас быстро оглянулся, потом посмотрел фрау Триглер в глаза и спросил, что случилось. Ему нужно торопиться, иначе он опоздает на автобус, пояснил он.
— Речь о твоей маме, Томми. Она звонила в приемную директора.
Томас тут же достал из кармана мобильный и включил.
— Сейчас ты не сможешь до нее дозвониться, — сказала фрау Триглер. — Томми, пожалуйста, выслушай меня.
Она наклонилась к нему и взяла его за плечо.
— Она позвонила и, да, попросила кого-нибудь из нас привезти тебя домой. А поскольку сегодня пятница и все учителя уже ушли, я вызвалась помочь. Пока тебе все ясно, Томми? Знаешь, ты должен сказать мне, если чего-то не улавливаешь.
— Что с моей мамой? — спросил Томас.
— С ней… с ней произошел несчастный случай, Томми, — со всей серьезностью произнесла фрау Триглер. — Но не волнуйся, ничего страшного, ранение не тяжелое, опасности нет, но сейчас она под наблюдением врачей. И сейчас тебе нельзя идти домой.
В лице мальчика что-то стало меняться. Он пытался свести воедино услышанные слова, которые, все без исключения, сбивали его с толку и ужасали. Пальцы автоматически скользили по экрану мобильного, вводя пин-код. Увидев это, фрау Триглер сделала нечто, отчего Томас замер: она обняла его и прижала к себе.
— Я знаю, ты будешь мужественным, — сказала она. — И ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Потом она мягко отобрала у него мобильный и повела к своей машине. Она посадила Томаса на заднее сиденье, сказав, что вот этим и вот этим (она показала две маленькие ручки на переднем сиденье), он может регулировать, сколько места ему нужно, чтобы вытянуть ноги. Давно уже в ее машине не ездил такой высокий мальчик. Пока он поднимал и опускал ручки, лицо у него приняло бледный сырный оттенок. Кто-то прошел рядом с машиной, и на миг ее словно бы накрыла тень птицы. Томас смотрел в одну точку, губы его были судорожно сжаты.
В пути они разговаривали мало. Томаса охватило оцепенение, хорошо ей знакомое. Время от времени фрау Триглер уверяла его, что ничего страшного с его мамой не произошло, она в любом случае, честное-пречестное слово, она это гарантирует, полностью поправится, вероятно, даже в ближайшие дни. Но пока находится под наблюдением врачей. Такое бывает. А что делать, врачи пока не знают. Но положение отнюдь не безнадежное.
Томас не запротестовал, заметив, что они едут не к нему домой. Только когда машина остановилась на подъездной дорожке к дому, где жила фрау Триглер, и ей пришлось выйти, чтобы открыть ворота, он заревел. Она протянула ему носовой платок, уверяя, что и вправду очень-очень им гордится, ведь он прекрасно справляется с ситуацией. Они въехали к ней во двор. Повсюду лежала осенняя листва — взрыв ярких красок, едва приглушаемый потускневшими от дождя, уже не совсем прозрачными окнами машины. Между парой деревьев висели качели. В углу, там, где сходились две стены дома, теснились под узким навесом велосипеды.
Фрау Триглер помогла Томасу выйти. Двигался он теперь резко, порывисто, словно не вполне владея своим телом. В тесном лифте она потрепала его по волосам и стала его успокаивать. Он, мол, действительно ведет себя спокойно и мужественно. Когда-нибудь такое поведение наверняка себя оправдает, сказала она. А его мама, когда полностью поправится и к ней вернутся силы, разумеется, очень-очень обрадуется, узнав о том, как уверенно, как не по-детски ответственно преодолел он все испытания.
— Ведь я могу только немного тебя подстраховать, Томми, — сказала фрау Триглер, отпирая входную дверь, — но ты из тех, кто привык во всем, всегда рассчитывать только на собственные силы и контролировать свое поведение. И это, должна сказать, удается тебе на пять с плюсом, Томми. Просто безупречно, на пять с плюсом.
На ключах от квартиры болтался искусственный лисий хвост. Фрау Триглер включила в прихожей свет и помогла Томасу снять ботинки. Пальцы у него дрожали, и он потянул не за ту петлю. К тому же, у него запотели очки. Фрау Триглер осторожно сняла их с него и протерла краем своего пуловера. Потом вернула ему, и он вновь их надел.
— Почему мне нельзя домой? — спросил он.
— Отчего же, Томми, конечно, можно! — заверила она и покачала головой, удивляясь такому глупому вопросу. — Окей, я сейчас объясню тебе, в чем дело. Ты не такой, как девочки из второго класса, которых постоянно нужно щадить, потому что они, ну, как сказать, еще не умеют справляться с трудными ситуациями уверенно, как ты. Поэтому, знаешь, проходи-ка в гостиную. Потом я сделаю тебе… Ты любишь какао? Или может быть, лучше чаю? У меня и сок есть.
Но Томас, казалось, ее не слышал. Он стоял и беспомощно смотрел то налево, то направо, словно пересекая опасный перекресток. Его рукам не хватало телефона.
— А может быть, лучше воды, а? — спросила фрау Триглер. — Успокаивает желудочные нервы. Помогает, даже когда лечу в самолете. Ты уже когда-нибудь летал, Томми?
Это был ясный, простой вопрос, и можно было заметить, как его несложное содержание привлекло мальчика. Наконец-то хоть что-то, что не сбивает с толку. Он покачал головой.
— Еще ни разу не летал на самолете? — удивленно спросила фрау Триглер.
— Н-н-нет, — снова покачал головой Томас.
— Ну что ж, думаю, когда придется лететь, ты не будешь так бояться, как я, — сказала фрау Триглер. — У меня, когда самолет входит в облака и всех нещадно трясет, всегда ужасно кружится голова. Но стакан воды в таком случае успокаивает желудок. Ну, что скажешь? Хочешь холодной воды?
Томас кивнул. Он прикусил нижнюю губу, словно чего-то стыдился.
Фрау Триглер принесла ему воды, он взял стакан и, отпивая на ходу, прошел следом за ней в гостиную. Там вокруг низенького, до колена высотой, столика со стеклянной столешницей стояли два больших кресла и широкий диван. На столике лежал роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Закладка была в первой половине книги. В углу виднелся маленький телевизор с плоским экраном. Домашний тренажер, рядом с ним гладильная доска, на которой лежали брюки с распахнутыми штанинами, а под окном, выходившим на улицу, перекатывалась парочка старых, полусдувшихся, висящих на шнурке воздушных шариков, словно забытых после какого-то праздника или дня рождения.
Фрау Триглер посадила Томаса в одно из кресел и опустилась рядом с ним на диван. Она уселась по-турецки и потянулась (суставы ее при этом тихо хрустнули), а потом обратилась к мальчику.
— Томми, ты меня слышишь? Вода не слишком холодная? Иногда у нас тут возникают проблемы, потому что вода поступает прямо с ледника.
И бывает очень холодная. По утрам у меня от такой воды часто болят десны. Тебе такое знакомо? Когда зубы просто пронзает боль от ледяной воды? Или от мороженого? Чаще всего это длится секунду, и до зубов доходит, в чем тут дело, быстрее, чем до мозга, и ты ждешь, ждешь, вот сейчас, сейчас, заболит… И действительно, тебя пронзает боль. Ты удивишься, но информация по нашим нервным путям передается очень медленно. Скажи, а губа у тебя все еще болит?
Томас покачал головой. Это снова был простой вопрос, на который, можно было ответить либо «да», либо «нет». Он сунул руку в карман и стал что-то искать, потом проверил в других карманах, хотел было встать и подойти к куртке, оставшейся в прихожей на вешалке, — и тут рука фрау Триглер дотронулась до его плеча.
— Ты можешь позвонить попозже. Мы позвоним твоей маме вместе. Пока нельзя. Знаешь что? Почему бы тебе не называть меня просто Эвелин? Не хочешь попробовать? Я сегодня твой голос еще почти и не слышала.
Прошло какое-то время, и Томас наконец произнес:
— Эвелин.
Пока еще не очень убедительно, но ничего, постепенно это придет.
— Ты совсем скоро получишь свой мобильный, — заверила фрау Триглер, — но в настоящий момент… О, у тебя дрожат коленки, ты заметил?