Кто-то дотронулся до его лица, и он вскочил, готовый защищаться. Женщина, закутавшаяся в зимнее пальто, сидела перед ним на корточках. Она принесла с собой уличный холод, запах мокрого асфальта и свое собственное живительное телесное тепло. Он уставился на нее, потом перестал хмуриться, пробормотал «здравствуйте» и снова опустил голову на матрас.
— Сколько ты принял? — спросила женщина, подняв несколько лесок, на которых болтались крючки.
Пауль засопел, повернулся набок и провел рукой по полу, будто прогоняя ползущее перед ним насекомое.
— Это всё? — спросила она.
— Не помню, — ответил он.
— Ну, ладно, — сказала она. — У тебя болит живот?
Он покачал головой. В конце концов, он же не новичок какой-нибудь, все крючки на месте. Пусть пересчитает, если хочет.
И смотри-ка, она действительно так и сделала. Собрала все лески, бормоча что-то себе под нос, и, поскольку в комнате не было ни стола, ни табурета, ни чего-то подобного, положила на подоконник. Ее бормотанье напоминало новости радиоприемника, доносящиеся из соседней комнаты, подумал Пауль. Он щелкнул пальцами, просто для того, чтобы услышать этот звук.
Женщина села рядом с ним.
«Хочешь пойти спать? — мягко спросила она. — Уже девятый час».
Пауль повернулся на спину и посмотрел на нее. Он ощущал какую-то резь в глазах. Утро принесло с собой желтый, как тесто, свет. А он тосковал по тишине и тьме. Счастье, что солнце в это время года заходит уже около четырех. Он попытался решить пример на вычитание, от шестнадцати отнять восемь, но не успел увидеть перед собой результат, потому что женщина взяла его за плечо и помогла встать. Живот при выполнении этого маневра стиснулся, Пауля внезапно затошнило, он задохнулся и вынужденно подался вперед, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Что-то застряло у него в зубах и мешало говорить. Прошло несколько секунд, пока он сообразил, что нужно запустить пальцы в рот, но когда наконец вытащил то, что мешало, ему стало полегче. Тонкая, серебристая, блестящая леска его озадачила. Он смутился, высоко подняв ее и не глядя в глаза женщине. Она взяла у него леску и отнесла к остальным.
— Семь, — произнесла она. — Боже мой, Пауль.
— Все нормально. Я выдержу.
— Как скажешь. Ты уже знаешь, где будешь спать?
— А тебе-то какая разница?
Она сложила руки на груди. Он тотчас ощутил внутри себя что-то похожее на тепло и раскаяние. Опустил взгляд и стал рассматривать свои голые ступни с необычных форм пальцами, которые в желтом свете казались еще более призрачными, чем обычно. Как будто ряд выдуваемых из жевательной резинки пузырей, которые того гляди лопнут.
— Попробую сунуться в «Джирино», — пробормотал он. — Или в «Лабурнум».
— Он уже открылся?
— Пойду посмотрю.
Женщина вздохнула, а потом сказала:
— Боже мой, семь. Да как ты вообще их проглатываешь?
— Стараюсь об этом не думать, — ответил он. — Пока они еще шевелятся, бывает тяжело. Но со временем привыкаешь.
— А соль?
Он грустно улыбнулся:
— Больше не чувствую.
Она покачала головой. Потом подошла к окну и открыла его. В комнату вторгся городской шум, по-зимнему приглушенный и хриплый. Такое же ощущение возникает, если потрогать пальцами старые кирпичи. Или прижать к губам кусок картона. Он начал перебирать ногами на месте, как кошка, которая что-нибудь выпрашивает. Женщина заметила это, подошла к нему и, обняв за плечи, повела в прихожую. Там она помогла ему надеть ботинки, накинула на плечи пальто, которое он в первое мгновение не узнал и принял за подарок. И вот он стоял перед ней, щурясь — бородатый, с поседевшими кудрями, растрепанными и спутанными, с воспаленными красными пятнами на щеке. Она сняла с себя шарф и повязала ему на шею. Он хотел было возразить, но она его опередила, он успел лишь, защищаясь, поднять руку к лицу, и она обмотала шарфом и ее тоже. Он высвободил руку и, опустив голову, улыбнулся, в надежде, что станет похож на человека, способного испытывать благодарность.
На улице шарф оказался большим благодеянием. Он в любой момент мог закрыть шарфом рот, и когда вдыхал и выдыхал так, надежно укрытый, ткань шарфа согревалась.
Проходя мимо какого-то магазина, он остановился и стал разглядывать разноцветные воздушные шары и звезды, которые развешивала там молодая женщина. Минуту спустя она вдруг обернулась, и Пауль отпрянул, увидев ее лицо. Он быстро зашагал дальше. Дорого он сейчас отдал бы за то, чтобы пустить пару плоских камешков по глади пруда. Но где сейчас такое найдешь.
В «Лабурнуме» уже сидели несколько посетителей, кафе каждый день открывалось в семь тридцать. Пауль заглянул сюда на всякий случай, ведь иногда, по праздникам или в других мертвых точках годового цикла, случалось, что в «Лабурнуме» нет ни души, тогда тут бывало очень уютно. В такие дни Пауль ощущал себя стрелой, много лет торчащей в мишени для дартса. Но сегодня здесь собрались привычные персонажи. Он быстро кивнул всем сразу и снова вышел на улицу, жадно вдыхая пропитавший шарф аромат женщины.
«Джирино». Несколько лет назад оно еще носило название «Тэдпол»,[94] но потом владелец у него поменялся. На стене висели искусственные оленьи рога и несколько новомодных морских звезд. Пауль с облегчением констатировал, что в кафе никого нет. Он увидел Феликса, который за барной стойкой мыл лески — белая струя воды высилась перед ним как магический столп, который сделает королем любого, кто сумеет взять его в руки так, чтобы тот не растекся, — и направился к нему поздороваться. Говорил он тихо, но Феликс все равно расслышал его сквозь шипение воды.
— Привет!
Пауль почувствовал, что улыбается. Ощущение было приятное, словно кто-то оттянул назад уголки рта. Как у взнузданной лошади. А еще эта штука во рту, под языком.
— Что тебе предложить? — спросил Феликс.
— Можно мне посидеть в задней комнате?
— Да, — сказал Феликс. — Само собой. Там сейчас как раз нет никого.
Пауль чуть было не отвесил ему поклон. До чего же хорошо, когда все идет так гладко, как вот этим утром. Он вспомнил о женщине, которая сейчас сидит у него в квартире. Как знать, вдруг она мерзнет без шарфа, или, может быть, она догадалась взять с собой еще один.
В задней комнате жались друг к другу всего три столика. Стулья еще не были расставлены и громоздились в углу, образуя подобие башни. Башню какой высоты можно воздвигнуть из стульев? Наверняка в несколько метров, может быть, даже в двадцать-тридцать. Пауль присел на маленькую угловую скамейку. Он закрыл глаза, ощущая привычный запах влажного дерева и краев винных бокалов. Теперь он позволил себе развязать шарф. Сложив из него маленькую подушечку, напоминающую миску, он опустил на нее голову. Мысли его тотчас же утратили объем и сделались плоскими, двухмерными, а вскоре от них осталось только мерцание где-то под веками, потом и этот контакт с внешним миром прервался, и он соскользнул вбок по длинной дорожке боулинга, в конце которой его поджидала абсолютная тьма.
Он проснулся в полдень, когда по всей округе оглушительно били часы. В задней комнате собрались несколько человек, но вели они себя довольно спокойно. Среди них Пауль увидел низкорослого человека с очень высоким лбом и ртом как перевернутая буква «U». Этот человечек показывал всем свой перевязанный указательный палец и при этом все время кивал, словно кто-то сомневался в том, что он действительно поранился.
Пауль опять закрыл глаза и удалился в пещеру своей одежды. Тут чей-то голос прозвучал прямо над ним. Он поднял взгляд и вновь увидел человечка с высоким лбом и перевязанным пальцем. На бинте темнело ржаво-бурое пятнышко, размером примерно с одноцентовую монетку.