Я еще не совсем утратила ощущение времени. Я знала, что сейчас около восьми часов вечера. Небо было иссиня-черным, но безоблачным. Я начала рассказывать Ору о северном сиянии, которое наверняка бывает здесь, так близко от полюса, но Ор перебил меня, ему понадобилось в туалет. Мы снова спустились в гавань и нашли за одним домом местечко, где никто не мог нас заметить, кроме какого-нибудь случайного наблюдателя, рассматривающего этот берег в подзорную трубу с другой стороны пролива. Пока Ор мучился и, дрожа, покачивался из стороны в сторону, пытаясь облегчиться, я стояла рядом и снова и снова поправляла свой капюшон одним и тем же движением, словно попав в петлю времени.
Мы решили лечь спать пораньше. В номере было заметно прохладнее, чем сразу после нашего приезда. Я задумалась, уж не нажала ли измученная дама за стойкой регистрации на какую-нибудь кнопку и не отключила ли у нас отопление. Мне вспомнилось ее странно детское лицо, напоминающее портреты эпохи Возрождения.
Выйдя из душа, я заметила, что на запотевшем зеркале выступили следы салфетки, которой его протирали. Они напомнили мне разводы, оставляемые на школьной доске губкой: их трехмерный отпечаток почему-то всегда вызывал у меня глубочайшее удовлетворение. Я вытерлась полотенцем, и заметила, что снаружи, под дверью, судя по распространяющемуся на полу в ванной теплу, сидел и дожидался меня Ор. Он не любил одиночества.
Этой ночью я плохо спала и часто просыпалась. Ор лежал в кресле у окна, укрывшись с головой одеялом.
На следующее утро произошла неприятная сцена. Когда я вошла в зал, где сервировали завтрак, служащая отеля попросила у меня карту-ключ. Издалека эта женщина напоминала музыкантшу за пюпитром, которая вот-вот запоет.
Она набрала что-то на сенсорном экране, потом провела картой в прорези сканера. Но затем, когда мы устроились за одним из столиков, к нам долго не подходил ни один официант, хотя я несколько раз пыталась их подозвать. Ор, подражая мне, тоже «окликнул» официанта.
В конце концов, я встала с места и принесла нам два стакана минеральной воды, а еще сухого печенья разных сортов и банан. Я разрешила Ору его очистить. Однако, принявшись за дело, он вдруг замер и отложил банан в сторону.
Причина заключалась в том, что рядом со мной вырос человек.
— Yes?
Он спросил у меня, кофе я буду или чай.
— Coffee please, — ответила я. — For both of us.[23] Он был поразительно похож на измученную шведку за стойкой регистрации. Ну, просто брат и сестра, одно лицо.
— Of course, Madam, — сказал он. — But I just have to check in the kitchen to see if we’re prepared to… Just one moment please.[24]
Он ушел.
Чтобы подбодрить, Op протянул мне до половины очищенный банан. Я взяла банан и поблагодарила.
У столика появились сразу несколько человек, один попросил у меня извинения и сказал, что все, мол, выяснилось, произошло недоразумение, но потом слово взял давешний официант и промолвил что-то по-норвежски, не глядя в глаза своему шефу, или кто бы он там ни был. Он непрестанно крутил на запястье браслет часов.
— Nei, nei, nei,[25] — ответил шеф. Мне показалось, что он держит в руке маленькую солонку.
Потом к этой группе присоединилась дама из-за пюпитра и внесла свою лепту в их взволнованное обсуждение. Шеф выслушал всё и несколько попритих. Потом вытащил из кармана айфон и принялся энергично и быстро печатать на экране. Они явно обдумывали, что со мной делать, и тогда я просто встала и вышла, а Ор двинулся следом. «К счастью, — сказала я себе, — он не понял, что все это смятение и замешательство — из-за него».
Немного позже нам в номер принесли меню вместе с открыткой, содержавшей извинения персонала, и бонусным чеком на двести крон.
В комнате рядом с нами завыл пылесос. Я сидела на кровати, уставившись на торшер с изогнутой подставкой. Ор проследил за моим взглядом, помотал головой и, не вставая с кровати, передвинул торшер. Сначала я рассмеялась, но потом, когда подставка торшера прогнулась, попросила Opa оставить лампу в покое. Вскоре кто-то постучал в дверь. Я открыла: служащий принес бутылку воды.
— Complimentary,[26] — произнес он.
О Квалёйе, «Китовом острове», я уже кое-что прочитала дома. Он находился на северо-западе, был заселен не так густо, как Тромсё, и это показалось мне весьма и весьма привлекательным. У меня сложилось впечатление, что Ор тоже со мной согласен. Предвечерние часы мы провели, и дальше осматривая город и делая покупки перед предстоящим путешествием. Мне нужны были новые перчатки, более плотные и теплые чем те, что были у меня с собой. Кроме того, я хотела купить второй шарф для Opa. Первый он уже успел впитать в себя в нескольких местах.
В витрине магазина одежды и снаряжения для зимних видов спорта я увидела бумажного змея и на минутку остановилась перед ним. В груди у меня словно растаяла льдинка, и мне показалось, что при виде этого улыбающегося существа мне легче стало дышать. Выставленные рядом с ним манекены были облачены в пухлые парки с капюшонами, вся одежда аккуратно и уверенно облекала их искусственные тела. И только одна шапка, видимо от того, что узкая резинка натянулась слишком сильно, сползла с доверенного этой шапке кукольного лба вверх и сидела криво и косо — ни дать ни взять обмякшая, полуопавшая шерстяная корона, просто восхитительно.
И тут, прежде чем я успела его схватить, Ор бросился в магазин.
В автоматических входных дверях меня обдало сверху горячим воздухом. Ор рысцой устремился к одному ему ведомой цели. Нескольким покупателям с хозяйственными сумками пришлось посторониться, пропуская меня, на ходу извиняющуюся по-английски. Наконец я догнала его в лыжном отделе. Вид у него был вполне довольный, он стоял и раскачивался туда-сюда. Какая-то парочка — то ли китайцы, то ли японцы — беззастенчиво воззрилась на нас.
Ближе к вечеру мы зашли в крохотный Художественный музей Северной Норвегии. Вход в него был бесплатный. Верхний этаж занимали картины художников XIX века. Одна из них изображала белого медведя, напавшего на плывущих на плоту людей. Белый медведь яростно набрасывался на несчастных, словно разгневанный, неукротимый дракон, казалось, будто из ноздрей его вот-вот вырвется сноп пламени. Рядом висела другая картина, запечатлевшая молодую женщину со строго зачесанными назад волосами и потупленными долу очами. Ор прислонился к дверному косяку. Увлажнитель воздуха в углу через равномерные короткие промежутки издавал шипение, и Ор шипел ему в ответ. В некотором отдалении, перед полотном с большой групповой сценой прохаживался туда-сюда чрезвычайно серьезный господин, казавшийся в сумеречном свете экспозиции каким-то обтекаемым и напоминающим морскую птицу. Картина изображала паломников. Кто-то читал им вслух Библию, а они, преклонив колени, между сугробами высотой в человеческий рост внимательно слушали. Когда мы выходили из музея, Ор принялся отряхиваться, как собака. Я укутала ему плечи и шею новым шарфом.
Автобус на Квалёйю пришел вовремя. Увидев Opa, водитель улыбнулся и даже помахал ему. Я чуть было не схватила его руку и не прижала к груди от благодарности. Осторожно, но не без изящества шофер развернул автобус и по длинному мосту направил его прямо в туннель, а потом некоторое время вез нас мимо каких-то поселений на фоне темного леса. Я заметила, что сижу в кресле как раз над колесом. Пол подо мной поднимался куполом, и ноги то и дело соскальзывали с покатого выступа. Я показала эту выпуклость Ору, и он как-то странно на меня посмотрел. Потом он протянул мне ладони. Я дотронулась до них и обнаружила, что они холодные как лед.
Чтобы как-то успокоить Opa, я нашла в кармане пальто и дала ему несколько серебристых квадратиков фольги — оберток от жевательной резинки. Ор увлеченно занялся ими, и я выкроила время послушать немного с айпода музыку. Снаружи виднелись звезды. Вопреки ожиданиям, музыка, которую я захватила с собой из дома, не показалась мне незнакомой.
Спустя примерно час мы оба заснули. Я проснулась только раз, когда автобус затормозил на остановке и несколько пассажиров, сидевших прямо рядом с нами, вышли. Рисунок норвежской речи уже просочился в голос, обитающий в моем сознании, и в полусне я расслышала, как сама произношу предложения с норвежской интонацией. А дальше, во сне мне предстали горы, на которых охранные грамоты перелетали с места на место точно стаи голубей. Мужчины с карманными фонариками шли куда-то по наклонной плоскости на фоне маленькой ниши, где стояла урна с прахом; моросил дождь, в канаве под стеной дома лежал большой металлический шар, о котором я совершенно точно знала, что это воскресенье.
24
Конечно, мадам. Мне только придется проверить на кухне, сможем ли мы… Одну минуту, пожалуйста (англ.).