Словно подслушав мои мысли, старичок обернулся и спросил с видом жреца древнего культа: «Убрали ли вы корону с головы короля Артура в мозаике?».
И я тут же ответила, почти испугавшись: «Откуда вам известно, что короны не было?».
«Синьора, ведь мы здешние, понимаете. Если уж мы этого не знаем…».
«Я и то не знала, что корону сделал в XIX веке неумелый реставратор».
«Он вовсе не был неумелым, он всего лишь выполнил приказание».
При этих словах глаза его сверкнули, но лишь на миг; так порыв ветра приоткрывает дверь в незнакомую комнату, и ее изображение успевает отпечататься на сетчатке глаз, и тут же гаснет. Взгляд старичка снова сделался добродушным:
«Он не был неумелым, корону надо было надеть, потому что мало кто верил, что это король, и ему назначено вести за собой души. И никому другому. Однако здесь я должен остановиться».
Я попросила его не останавливаться, сначала вежливо и робко, а потом, встретив его бесстрастный, тяжелый взгляд, потеряла всякий контроль над собой. Впервые вопросы посыпались сами собой. Впервые я не теряла сознания, не просила о помощи, не просыпалась опустошенная и раздавленная реальностью, которой не понимала. Я сознавала, что мне назначено соединить две тоненькие ниточки, связующие случай и предначертание и высвечивающие невероятные миры. Я жила в Отранто, не понимая, кто я. Я сидела на берегу моря и ждала событий как мученица из страшной сказки. Я ждала турок или при зраков турок. Я ждала, что неприкаянные, лишенные душ люди запляшут вокруг меня, как в шабаше. Но теперь; должна сорвать покров, даже если это будет стоить мне жизни, должна войти в тот мир, которого поначалу стремилась бежать. Откуда старикашка из Галатины мог знать что когда-то в мозаике на голове Артура не было короны? И что он хотел сказать словами «мало кто верил»?
«Синьора, вы столько сразу хотите знать. И ведь я вал обо всем говорил, только вы не хотите верить, вас это пугает. Днем, при ярком солнце, вы видите тех, кого на самом деле нет. По ночам они вам снятся. Когда вы приехали, кое кто подумал, что вы вернулись, и поэтому вам ничего hi надо объяснять, вы сами все знаете. Почему вы спрашиваете меня о вещах, которые сами знаете? Почему они Bai пугают? Что я могу вам сказать? Что меня сразила дурная судьба? Что моя жена так и не поняла, почему у нас не было детей? Я ведь не мог объяснить ей, что беда шла издалека. Потому что здесь, в Отранто, внутри городских стен, все имеет давнюю историю. И вы тоже. И я не верю, что вы об этом не знаете. Все об этом знают».
Что еще спросить? Действительно ли та женщина, что бесцельно бродила в стенах города, была моя мать? Не было смысла спрашивать. Теперь я это знала и была в этом уверена. И не было смысла задаваться вопросом, куда она исчезла. Я знала, что она здесь, и ждала встречи с ней лицом к лицу при ярком солнце, в полуденный час.
«Все это знают, синьора. Здесь время остановилось. Оно остановилось двенадцатого августа. Понимаете, это чудо. Мучение все изменило. Даже камни домов теперь другие. Вы назовете меня невеждой, потому что камни не могут ничего помнить. Но здесь все по-другому. Этот город словно был накрыт горящей лавой. А потом его откопали таким, как он был. Здесь беда пришла с моря. Знаете, что в ясные дни, когда видно Албанию, с моря доносятся крики? Говорят, это кричат дети, которых турки резали первыми. Это не составляло труда, ведь они были самые слабые. А взрослые мужчины и женщины Отранто при виде кровожадных злодеев так напугались, что не нашли в себе сил бороться с ними. Их парализовал страх. И теперь, когда из-за моря видно землю, откуда они пришли, мы слышим крики. Когда земля исчезает, голоса стихают. Я тоже однажды слышал эти крики, потому я и боялся моря».
Больше он ничего не сказал. Не дожидаясь следующих вопросов, он отвернулся и медленно пошел прочь. Прежде чем завернуть за угол, он как-то передернулся и остановился. Несколько мгновений он не двигался, и я сделала несколько шагов за ним, решив, что ему плохо. Но он чуть обернулся, словно проверяя, что происходит у него за плечами, и двинулся дальше с резвостью, которой я от него не ожидала. А потом наступила тишина, и все вокруг меня, казалось, замерло, даже ветер. Такая тишина не могла наступить ни в каком другом месте. И я уселась ждать, впервые без страха, впервые почувствовав в себе силу, которую раньше не могла и вообразить.