— Вот мы его и нашли, — Лю кивнул в сторону. — Ну, привет, Кристофер Кирами.
— И ты будь здоров, перевертыш. Надеюсь, вы знаете много баек, а то тут бывает скучновато.
Отрава из-за смятения в ту сторону еще не смотрела. Кровопийца лежал чуть поодаль, он с трудом поднял голову, а потом сел. Его цепи выглядели еще массивнее, чем у Лю. Он был похож на родителей — такие же тонкие черты лица и белые волосы, только короткие и грязные. И говорил точно так же монотонно. Одежда висела на плечах рваными лоскутами, вся в крови.
Кровопийца заметил ее взгляд:
— Они в меня ножи метают. То ли посмотреть, как быстро заживет, то ли просто боятся, что я заскучаю. Вчера… или на прошлой неделе… отрезали палец — глянуть, отрастет ли новый, — он попытался поднять руку, но потом просто показал взглядом, но Отраве было не рассмотреть.
Ей стало жаль его. Да, кровопийца, но ради чего пленника пытают две недели?
— Отрос палец-то? — зачем-то спросил Лю.
— Я тебе что, цветочек весенний? — вопросительные интонации в голосе Кристофера можно было только предположить, но не расслышать. — Хряково выглядишь, перевертыш, от твоего вида вся надежда на спасение умирает.
— Меня зовут Отрава, а его — Лю, — сказала Отрава, почувствовав, что в этой ситуации вполне можно оставить в стороне предрассудки. Он последним заявлением обозначил кое-что важное — они или выберутся все вместе, или не выберутся вообще. — Кристофер, почему они не требуют выкуп за тебя?
— Глава их очень осторожен. И не зря. Боится, что моя обрадованная мама может ненароком перебить их всех. А не убивают, потому что я веселый и скрашиваю их унылые вечера.
Лю устало кивнул:
— Разбойники обычно с кровопийцами потому и не связываются. Почему же на тебя напали?
— Все было немного не так, — Отраве показалось, что он улыбается, но когда она посмотрела в его сторону, лицо его оставалось таким же каменным. — Я расскажу. Все равно тут делать больше нечего. Еду я, значит, из Красного Листа, дождь, сыро. Прекрасная погода, поэтому не спешу. Накинул плащ с капюшоном. И догоняет меня бедняк какой-то, возвращенец. На старой кляче. Сначала окликнул, чтоб вместе ехать, а потом, как лицо мое увидел, стушевался и вперед рванул, — Кристофер говорил медленно, иногда делая слишком длинные паузы между словами, наверное, от бессилия. И Отраве очень сложно было воспринимать его рассказ из-за отсутствия интонаций. — То есть меня он боялся больше, чем разбойников. Это называется расизм, если вы не знаете. И так мне неприятно от этой мысли стало, да еще и погода чудесная… В общем, догнал его, хотел объяснить, что расистом быть некрасиво.
— Убил? — спросил Лю.
— Убил, — без пререканий согласился Кристофер. От этого признания чувство единства у Отравы сразу пропало. — Он уже трепыхаться перестал, а я ничего вокруг не видел. Увлекся. В меня восемнадцать стрел попало до того, как я выпрямился. Все равно убил немало, но сознание потом все-таки потерял. Очнулся уже тут.
— Выходит, ты сам виноват! — не удержалась Отрава, проклиная себя за то, что еще минуту назад его жалела.
— В чем? В убийстве? — он будто и правда не понимал. — Тот возвращенец в одиночку все равно бы не добрался, как пить дать. Кстати, про пить — они меня ни разу и не кормили.
— А чем они тебя должны были кормить? — Лю нашел в себе силы тихо рассмеяться. — Собой?
Но кровопийца на его сарказм внимания не обратил:
— Я умру скоро. Неделя — это максимум. На ноги уже встать не смогу. Если вас взяли для выкупа, и вы выживете, отправьте с почтовиком записку в замок Кирами. Пусть мать больше не ждет. Обещай, перевертыш.
Лю поморщился, но, видимо, решил, что такую мелкую услугу даже убийце можно оказать:
— Обещаю.
— Славно. Или у нас всех троих есть другой вариант. Возвращенка, если ты подползешь ко мне и подставишь шею, то уже через полчаса мы будем свободны.
Лю покачал головой:
— Не слушай его, Отрава. Он-то, конечно, выберется, но нас вытаскивать не станет. А тебя при этом убьет — представляешь, какой он сейчас голодный?
— Я смотрю, ты тоже расист, — с тем же равнодушием заключил Кристофер.