— Господин судья, корпорация отняла у этих детей, — Эйко кивком указала на ребят, — деда и отца. Она убила их кормильцев. У нас теперь некому ловить рыбу. Нам грозят исключением из артели, потому что, когда надо тянуть сеть, никто из нас не может делать это. Где мои прежние руки? — Голос Эйко дрогнул. — Я родила и вынянчила пятерых детей и вдобавок помогала отцу и мужу ловить рыбу. Где теперь эти руки? — Эйко выпростала из рукавов ладони с уродливо изогнутыми пальцами и поднесла их к лицу судьи.
— Вот они! Посмотрите на мои руки! В них нет силы и нет жизни. — Голос Эйко сорвался, и ей потребовалось усилие, чтобы не заплакать. — Я хочу работать и растить детей, — еле слышно проговорила Эйко. — Господин судья, — сказала она громче, — кто станет растить моих детей? Где я добуду денег лечить мать и лечиться самой? Разве не обязана «Тиссо», отобравшая у нас радость, дать нам возможность существовать не голодая? — Эйко овладела собой и заговорила решительно и жестко. — Господин судья, я хотела найти справедливость у «Тиссо», но не нашла. Справедливым может быть лишь тот, кто человечен. «Тиссо» бесчеловечна. Господин судья! Справедливость воцарится, когда каждый будет чужую обиду воспринимать как свою. Способны ли вы считать нашу обиду своей?
На 20 марта 1973 года суд назначил оглашение вердикта. Накануне к зданию окружного суда стали стекаться люди. Больные — и те, кто участвовал в процессе, и те, кто не осмелился вступить в схватку с «Тиссо», — приехали в Кумамото и у входа в суд разбили палатки. Когда спустилась ночь, палатки осветились изнутри дрожащим неверным светом керосиновых ламп. Двор суда напомнил боевой стан перед последним, самым главным сражением.
Утром народу прибавилось. Прибыли представители профсоюзов, общественных организаций, поддерживавших жителей Минамата, и здание суда окружила толпа, расцвеченная красными знаменами и синими, зелеными, желтыми флагами профсоюзных объединений. На улицах в Минамата — ни души. Кто остался в поселке, приник к телевизору — телевидение вело прямую передачу из Кумамото.
Судья Дзиро Сайто жестом разрешил присутствовавшим сесть и оглядел зал. Все 39 истцов на месте. Тесная галерея для публики переполнена. Пусто лишь на скамье, отведенной ответчикам. Только юрист «Тиссо» примостился на краешке скамьи. Сайто раскрыл папку и принялся читать вердикт. Подобно всем, наверное, судьям в мире, Сайто читал монотонно, почти без пауз, скороговоркой называл статьи кодекса и их параграфы. Но как слушал зал судью! Вряд ли окружной суд в Кумамото собирал когда-либо столь сосредоточенную, напряженную и ждущую аудиторию.
— Химическое предприятие, спускающее загрязненную в процессе производства воду, возлагает на себя долг соблюдать необходимые меры безопасности. — Сайто прокашлялся и поправил съехавшие на нос очки. — Предприятие обязано выявлять наличие в загрязненной воде вредных субстанций и не допускать их воздействия на живые организмы, посевы и человека. — Сайто бросил быстрый взгляд на юриста «Тиссо». Тот с безразличным видом чертил что-то на бумажке. — Химическому предприятию, — продолжил Сайто, — следует применять для контроля за безопасностью отходов самые современные средства и обеспечивать все максимальные меры, вплоть до немедленного прекращения производства, если появляется хотя бы ничтожное сомнение в безвредности сбрасываемой воды. Никакому предприятию, — Сайто впервые чуть повысил голос, — не позволено функционировать за счет жизни и здоровья находящихся рядом с ним людей.
Судья отдал дань общественному мнению, поднявшемуся в защиту природы и людей от промышленного загрязнения. Кто осмелится упрекнуть суд в Кумамото, что он не выступил за сохранение среды, окружающей человека?
Сайто перешел к сути разбиравшегося судом дела, и тут зал услышал слова будто из другого вердикта.
— Концентрация вредных частиц в воде, сбрасывавшейся заводом в залив Минамата, соответствовала установленным законом нормам. Метод очистки, использовавшийся на заводе, являлся наиболее совершенным в химической отрасли, — читал Сайто.
А как же заключение врачей университета Кумамото о высоком содержании ртути в воде залива? А показания доктора Хосокавы? А проверка его показаний в сточном канале? Игнорировать эти свидетельства судья, разумеется, не мог. Поэтому дальше он записал в вердикте: